покушался раскроить надвое мою шляпу.
– Ладно, ладно! – сказал Гимли. – Я рад, что это был не ты.
– Еще бы, о досточтимый гном, – опять рассмеялся Гэндальф. –
Приятно все-таки хоть в чем-то не ошибиться. Мне ли, увы, этого не знать?
Но ты не подумай, я на тебя ничуть не в обиде за приветливую встречу.
Разве не я всегда твердил друзьям, чтобы они на всякий случай опасались
собственной тени? Так что хвала тебе, Гимли, сын Глоина! Может быть, тебе однажды доведется увидеть рядом меня и Сарумана – тогда и
разберешься.
– О хоббитах речь! – напомнил Леголас. – Мы прибежали сюда сломя
голову их выручать, а ты, оказывается, знаешь, где они? Говори, где!
– Там же, где Древень и прочие онты, – отвечал Гэндальф.
– Онты! – повторил Арагорн. – Значит, не врут старые небылицы об
исполинах-древопасах из лесной глуши? Есть еще онты на белом свете? А
я думал, это обманный отзвук былых дней или просто ристанийские байки.
– Ристанийские! – воскликнул Леголас. – Да любой тебе эльф в
Глухоманье слышал и помнит жалобные песни про онодримское
разлучение! Но даже и для нас это древние были. Вот бы мне встретить
живого онта, тогда бы я и вправду помолодел! Но «Древень» – это же
«Фангорн» на всеобщем языке, а ты ведь говорил не о Лесе. Кто такой
Древень?
– Ну и вопрос, – вздохнул Гэндальф. – Я о нем совсем немного знаю, а
начни я рассказывать, и этой незатейливой повести конца не будет видно.
Древень – это и есть Фангорн, главный здешний лесовод, извечный
обитатель Средиземья. А знаешь, Леголас, возможно, ты с ним еще и
встретишься. Вот Мерри с Пином повезло: они на него наткнулись прямо
здесь, где мы сидим. Третьего дня он унес их к себе в гости на другой конец
Леса, к горным подножиям. Он сюда частенько захаживает, когда ему
неспокойно – а нынешние слухи один другого тревожней. Я видел его
четверо суток назад: он бродил по Лесу и, кажется, заметил меня, даже
остановился – но я не стал с ним заговаривать; меня угнетали мрачные
мысли, и я был изнурен поединком с Оком Мордора. Он промолчал и не
окликнул меня.
– Наверно, он тоже принял тебя за Сарумана, – предположил Гимли. –
Но ты о нем говоришь так, точно это друг. А вроде бы Фангорна надо
остерегаться?
– Остерегаться! – усмехнулся Гэндальф. – Меня тоже надо
остерегаться: опасней меня ты в жизни никого не встретишь, разве что тебя
приволокут живьем к подножию трона Черного Владыки. И Арагорна надо
остерегаться, и Леголаса. Поберегись, Гимли, сын Глоина, да и тебя тоже
пусть поберегутся! Конечно, Фангорн-Лес опасен – особенно для тех, кто
размахивает топорами; и опасен лесной страж Фангорн – однако же
мудрости и доброты ему не занимать. Веками копились его обиды, чаша
терпения переполнилась, и весь Лес напоен гневом. Хоббиты с их
новостями расплескали чашу и обратили гнев на Сарумана, на
изенгардских древорубов. И будет такое, чего не бывало со Дней
Предначальных: смирные онты, воспрянув, познают свою непомерную
силу.
– А что они могут? – изумленно спросил Леголас.
– Не знаю, – сказал Гэндальф. – Если бы я знал! Должно быть, и сами