– Нет, государь. Однако и в ущелье отступило немало воинов: говорят,
среди них видели Эомера. Может быть, там, в теснине, они задержат врага
и проберутся к пещерам. А уж как им дальше быть…
– Им-то ясно, как дальше быть. Припасов, кажется, достаточно.
Дышится легко – там воздушные протоки в сводах. Да к пещерам и
подступу нет, лишь бы защитники стояли насмерть. Словом, долго могут
продержаться.
– Так-то оно так, однако орков снарядили в Ортханке пробойным
огнем, – сказал Арагорн. – Иначе бы мы и стену не отдали. Если не
пробьются в пещеры, то могут наглухо замуровать защитников. Впрочем,
нам и правда надо сейчас думать не о них, а о себе.
– Душно мне здесь, как в темнице, – сказал Теоден. – На коне перед
войском, с копьем наперевес я бы хоть испытал в последний раз упоение
битвы. А тут какая от меня польза?
– Еще ничего не потеряно, пока ты цел и невредим со своей дружиной
в неприступнейшей цитадели Ристании. У нас больше надежды отстоять
Горнбург, чем Эдорас или даже горные крепи Дунхерга.
– Да, Горнбург славен тем, что доселе не бывал во вражеских руках, –
сказал Теоден. – Правда, на этот раз я и в нем не уверен. Нынче рушатся в
прах вековые твердыни. Да и какая башня устоит перед бешеным натиском
огромной орды? Знал бы я, как возросла мощь Изенгарда, не ринулся бы
столь опрометчиво мериться с ним силою по первому слову Гэндальфа.
Теперь-то его советам и уговорам другая цена, чем под утренним солнцем.
– Государь, не суди раньше времени о советах Гэндальфа, – сказал
Арагорн.
– Чего же еще дожидаться? – горько обронил Теоден. – Конец наш
близок и неминуем, но я не хочу подыхать, как старый барсук, обложенный
в норе. Белогрив, Хазуфел и другие кони моей охраны – здесь, во
внутреннем дворе. С рассветом я велю трубить в рог Хельма и сделаю
вылазку. Ты поскачешь со мною, сын Арахорна? Может быть, мы и
прорубимся, а нет – погибнем в бою и удостоимся песен, если будет кому
их слагать.
– Я поеду с тобой, – сказал Арагорн.
Он вернулся на внешнюю стену и обошел ее кругом, ободряя воинов и
отражая вместе с ними самые яростные приступы. Леголас не отставал от
него. Один за другим полыхали взрывы, камни содрогались. На стену
забрасывали крючья, взбирались по приставным лестницам. Сотнями
накатывались и сотнями валились со стены орки: крепка была оборона
Горнбурга.
И вот Арагорн встал у парапета над воротной аркой, вокруг свистели
вражеские стрелы. Он взглянул на восток, на бледнеющие небеса – и
поднял руку ладонью вперед, в знак переговоров.
– Спускайся! Спускайся! – злорадно завопили орки. – Если тебе есть
что сказать, спускайся к нам! И подавай сюда своего труса конунга! Мы –
могучие бойцы, мы – непобедимый Урукхай! Все равно мы до него
доберемся, выволокем его из норы. Конунга, конунга подавай!
– Выйти ему или оставаться в крепости – это конунг решает сам, –
сказал Арагорн.
– А ты зачем выскочил? – издевались они. – Чего тебе надо?