тусклом предутреннем свете, им были видны часовые на стене и дозорные
у ворот. Они притаились в каменной ложбинке под сенью последней
северной горы Эфель-Дуата. От их укрытия до черной вершины ближней
башни ворон летел бы сотню саженей. Над башней курился дымок, как над
исполинской трубой.
Настал день, и красноватое солнце замигало над костистым гребнем
Эред-Литуи. Внезапно на сторожевых башнях взревели фанфары;
отовсюду, с гор и из ущелий, отозвались невидимые казармы и лагеря, далеко в Барад-Дуре загрохотали барабаны, завыли рога, и по равнине
прокатилось зловещее, немолчное эхо. Мордор пробуждался к новому дню,
к тяжкому труду и беспросветному ужасу; ночную стражу строем развели
по каменным мешкам, и место ее заступила стража дневная, бодрая,
свирепая и зоркая. Между зубцами стены тускло блистала сталь.
– Вот тебе и пожалуйста! – сказал Сэм. – Пришли к Воротам, только
сдается мне, что и зайти нас не пригласят, и ноги унести не дадут.
Попадись я сейчас на глаза Жихарю – он бы нашел что сказать! И ведь
сколько раз говорил мне: не зарывайся, Сэм, выкапывать будет некому!
Честное слово, так и говорил. Теперь уж не скажет: вряд ли мы с ним когда
свидимся. А жаль, я бы послушал – пусть бы костерил меня день-деньской,
я бы на него глядел и радовался. «Ну, Сэм, голова твоя садовая…» Только
сперва, конечно, пришлось бы помыться, а то бы он меня не узнал. Без
толку небось спрашивать: «Куда мы теперь?» Теперь мы никуда, разве что к
оркам на поклон: проведите, мол, ребятушки!
– Нет, нет! – сказал Горлум. – Не надо к оркам. Дальше идти нельзя, Смеагорл так и говорил. Он говорил: подойдем к Воротам, посмотрим. Вот
мы и смотрим. Да, моя прелесть, смотрим и видим. Смеагорл знал, что
хоббиты здесь не пройдут, о да, Смеагорл это знал.
– Ну и какого же лешего ты нас сюда притащил? – спросил Сэм, хотя
вопрос, конечно, был глупый и бессовестный.
– Потому что хозяин велел. Хозяин сказал: проводи нас к Воротам. И
Смеагорл послушался. Хозяину видней, он мудренький.
– Да, да, это я велел, – сказал Фродо. У него был угрюмый, суровый и
решительный вид. Перепачканный, изможденный, смертельно усталый, он,
однако, словно распрямился, и глаза его прояснились. – Велел, потому что
мне нужно пробраться в Мордор, а другого пути туда я не знаю. Стало
быть, этим путем. С собою я никого не зову.
– Нет, нет, хозяин! – взвыл Горлум, ошалело хватаясь за него, по-
видимому, в жуткой тревоге. – Нельзя этим путем! Не надо! Не надо
отдавать Прелесть Тому! С Прелестью он всех нас сожрет, он весь свет
слопает. Оставь ее себе, добренький хозяин, пожалей Смеагорла. Владей
ею, лишь бы Тот ее не заполучил. А еще лучше – уходи, иди, куда тебе
хочется, и отдай ее обратно бедненькому Смеагорлу. Да, да, хозяин: отдай,
а? Смеагорл ее спрячет, схоронит, он сделает много-много добра, особенно
добреньким хоббитцам. А хоббитцы пойдут домой. Не ходи к Воротам!
– Мне сказано идти в Мордор – значит, так надо, – сказал Фродо. –
Туда только один путь – значит, нечего и мешкать. Будь что будет.
Сэм помалкивал. Какой толк молоть языком: у хозяина на лице все как
есть написано. Да по правде-то он и с самого начала ничего хорошего от
этой затеи не ждал, но он был не из нытиков и считал, что коли уж не на
что надеяться, то и огорчаться загодя незачем. Теперь дело к концу, ну и что
с того: он при хозяине, хозяин при нем; вон сколько вместе протопали –