бочонки, куда повыше скамеек, на которых разместились люди. Внезапно
все встали, обратились лицом к западу и с минуту помолчали, Фарамир
сделал знак хоббитам поступить так же.
– Перед трапезой, – сказал он, садясь, – мы обращаем взгляд к
погибшему Нуменору и дальше на запад, к нетленному Блаженному Краю,
и еще дальше, к Предвечной отчизне. У вас нет такого обычая?
– Нет, – покачал головой Фродо, чувствуя себя неучем и невежей. – Но
у нас принято в гостях перед едой кланяться хозяину, а вставая из-за стола,
благодарить его.
– Это и у нас принято, – сказал Фарамир.
После долгой скитальческой жизни впроголодь, в холоде и грязи, ужин
показался хоббитам пиршеством: золотистое вино, прохладное и пахучее,
хлеб с маслом, солонина, сушеные фрукты и свежий сыр, а вдобавок –
чистые руки, тарелки и ножи! Фродо и Сэм живо уплели все, что им
предложили, не отказались от добавки, а потом и еще от одной. Вино
приободрило их, и на сердце полегчало – впервые после Кветлориэна.
После ужина Фарамир отвел их в полузанавешенный закуток. Туда
принесли кресло и две скамейки. В нише горела глиняная лампада.
– Скоро вам захочется спать, – сказал он, – особенно досточтимому
Сэммиуму, который не смыкал глаз до самого ужина: то ли сберегал свой
голод, то ли оберегал от меня хозяина. Однако после обильной еды, да еще
с отвычки, лучше превозмочь сон. Давайте побеседуем. Вам ведь есть что
рассказать о своем путешествии от Раздола. И не мешает поближе
познакомиться с той страной, куда вас забросила судьба. Расскажите мне о
брате моем Боромире, про старца Митрандира и про дивный народ
Лориэна.
С Фродо сон соскочил, и он был очень не прочь поговорить. Но хотя
вкусная еда и доброе вино развязали ему язык, он все же не распускал его.
Сэм сиял благодушием и мурлыкал себе под нос, но сперва только слушал
Фродо и усиленно поддакивал.
О многом поведал Фродо, умалчивая о Кольце и о назначении Отряда,
расписывая доблести Боромира – в бою с волколаками Глухомани, в снегах
Карадраса, в копях Мории, где сгинул Гэндальф. Фарамира задел за живое
рассказ о битве на Мосту.
– Не по душе Боромиру было бежать от орков, – сказал он, – да и от
того свирепого чудища – Барлогом ты его назвал? – пусть даже и
последним, прикрывая остальных.
– Он и был последним, – сказал Фродо. – Арагорн шел впереди: он
один знал путь, кроме Гэндальфа. Не будь нас, не побежали бы ни он, ни
Боромир.
– Быть может, лучше бы он погиб вместе с Митрандиром, избегнув
злой судьбины за водопадами Рэроса, – сказал Фарамир.
– Может быть. Но расскажи, как обещал, о превратностях ваших
судеб, – сказал Фродо, опять уходя от опасного оборота беседы. – Мне
хотелось бы услышать о Минас-Итиле и об Осгилиате, о несокрушимом
Минас-Тирите. Есть ли надежда, что он выстоит в нынешних войнах?
– Есть ли надежда, говоришь? – переспросил Фарамир. – Давно уж нет
у нас никакой надежды. Может статься, меч Элендила, если он и вправду
заблещет, возродит ее в наших сердцах, и срок нашей черной гибели