расшибиться вдребезги, что твой корабль о скалу, или потонуть из-за нее, что хоббит в реке. Только ведь ни скала, ни река не виноваты, верно? Вот и
Боро… – Он запнулся и покраснел.
– Да? «Вот и Боромир» – хотел ты сказать? – спросил Фарамир. –
Договаривай! Он что, тоже принес с собой свою гибель?
– Да, сэр, уж вы извините, даром что витязь витязем, тут что и
говорить! Но вы в общем-то сами почти догадались. А я аж от Раздола
следил за Боромиром в оба глаза – не то чтобы что-нибудь, а мне ж хозяина
беречь надо, – и я вам так скажу: в Лориэне он увидел и понял то, что я уж
давно раскумекал, – понял, чего он хочет. А он с первого же мига захотел
Кольцо Врага!
– Сэм! – в ужасе воскликнул Фродо. Он пребывал в раздумье и
очнулся слишком поздно.
– Батюшки! – вымолвил Сэм, побелев как стена и вспыхнув как мак. –
Опять двадцать пять! «Ты бы хлебало ногой, что ли, затыкал», – сколько
раз говорил мне мой Жихарь, и дело говорил. Ах ты, морковка с
помидорами, да что ж я натворил!
Послушайте меня, сэр! – обратился он к Фарамиру, призвав на помощь
всю свою храбрость. – Вы не имеете права обидеть хозяина за то, что у
него остолоп-слуга. Вы красиво говорили, тем более про эльфов, а я и уши
развесил. Но ведь, как говорится, из словес хоть кафтан крои. Вы вот себя
на деле покажите.
– Да уж, придется показать, – очень тихо проговорил Фарамир со
странной улыбкой. – Вот, значит, ответ сразу на все загадки! Кольцо
Всевластья – то, что, как мнили, навсегда исчезло из Средиземья! Боромир
пытался его отобрать – а вы спаслись бегством? Бежали, бежали и
прибежали ко мне! Заброшенная страна, два невысоклика, войско под моим
началом и под рукой – Кольцо из Колец! Так покажи себя на деле, Фарамир,
воевода Гондора! Ха! – Он поднялся во весь рост, суровый и властный, серые глаза его блистали.
Фродо и Сэм вскочили со скамеек и стали рядом к стене, судорожно
нащупывая рукояти мечей. В пещере вдруг сделалось тихо: все люди разом
умолкли и удивленно глядели на них. Но Фарамир сел в кресло и тихонько
рассмеялся, а потом вдруг заново помрачнел.
– Бедняга Боромир! Какое тяжкое испытание! – сказал он. – Сколько
горя вы мне принесли, два странника из дальнего края, со своей
погибельной ношей! Однако же я сужу о невысокликах вернее, чем вы о
людях. Мы, гондорцы, всегда говорим правду. И если даже похвастаем – а
это случается редко, – то и тогда держим слово насмерть. «Я не подобрал
бы этот талисман и на большой дороге» – таковы были мои слова. И если
бы я теперь возжаждал его – ведь я все же не знал, о чем говорил, – слова
мои остались бы клятвой, а клятв нарушать нельзя.
Но я его не жажду. Может быть, потому, что знаю накрепко: от иной
гибели нужно бежать без оглядки. Успокойтесь. А ты, Сэммиум, утешься.
Хоть ты и проговорился, но это был голос судьбы. У тебя верное и вещее
сердце, оно зорче твоих глаз. Оно тебя и на этот раз не подвело. Может
быть, ты даже помог своему возлюбленному хозяину: я сделаю для него
все, что в моих силах. Утешься же. Но впредь остерегись произносить это
слово. Много и одной оговорки.
Хоббиты снова, присмирев, уселись на скамейки; люди вернулись к
недопитым чаркам и продолжали беседу, решив, что их предводитель