поели хлеба с сушеными фруктами; Горлум тут же свернулся и заснул.
Хоббиты глаз не смыкали.
* * *
Проснулся Горлум, должно быть, немного за полночь: они вдруг
увидели два бледных, мерцающих огня. Он вслушался и принюхался;
хоббиты давно заметили, что так он определял время ночью.
– Мы отдохнули? Мы хорошо поспали? – спросил он. – Тогда пошли.
– Не отдохнули и не поспали, – проворчал Сэм. – Надо, так идем.
Горлум спрыгнул с дерева сразу на карачки, хоббиты медленно слезли.
Он повел их вверх по склону на восток. Стемнело так, что они чуть не
наталкивались на деревья. Идти в темноте по буеракам было трудновато, но
Горлума это не смущало. Он вел их сквозь кустарник и заросли куманики,
огибал глубокие овраги; иногда они спускались в темные кустистые
ложбинки и выбирались оттуда, а восточные скаты становились все круче.
Оглянувшись на первом привале, они увидели, что лес остался далеко
внизу, он лежал огромной тенью, словно сгустившаяся темнота. Темень
еще гуще наползала с востока, и меркли без следа крохотные мутные
звездочки. Потом из-за длинной тучи выглянула заходящая луна в мутно-
желтой поволоке.
Наконец Горлум обернулся к хоббитам.
– Скоро день, – сказал он. – Надо хоббитцам поторопиться. Здесь днем
нельзя на открытых местах, совсем нельзя. Скореиньки!
Он пошел быстрее, и они еле поспевали за ним. Началась большая
круча, заросшая утесником, черникой и низким терном; то и дело
открывались обугленные прогалы, следы недавнего огня. Наверху утесник
рос сплошняком: высокий, старый и тощий понизу, он густо ветвился и
осыпан был желтыми искорками-цветками с легким пряным запахом.
Хоббиты, почти не пригибаясь, шли между шиповатых кустов по колкой
мшистой подстилке.
Остановились на дальнем склоне горбатого холма и залезли отдохнуть
в терновую заросль: глубокую рытвину прикрывали оплетенные вереском
иссохшие узловатые ветви-стропила, кровлей служили весенние побеги и
юная листва. Они полежали в этом терновом чертоге. Устали так, что и есть
не хотелось, выглядывали из-под навеса и дожидались дня.
Но день не наступил: разлился мертвенно-бурый сумрак. На востоке
под низкой тучей трепетало багровое марево – не рассветное, нет. Из-за
бугристого всхолмья супились кручи Эфель-Дуата, стена ночного мрака, а
над нею черные зазубренные гребни и угловатые вершины в багровой
подсветке. Справа громоздился еще чернее высокий отрог, выдаваясь на
запад.
– В какую нам сторону? – спросил Фродо. – Там что, за этим кряжем,
логовина Моргула?
– А чего примериваться? – сказал Сэм. – Дальше-то пока не пойдем,
все-таки день, какой ни на есть.
– Может быть, пока и не пойдем, может быть, и нет, – сказал Горлум. –
Но идти надо скорей – и поскорее к Развилку, да, к Развилку. Хозяин
правильно подумал – нам туда.
Багровое марево над Мордором угасло, а сумрак густел: чадное облако
поднялось на востоке и проползло над ними. Фродо и Сэм поели и легли, но Горлум мельтешился. Есть он не стал, отпил воды и выполз из рытвины,