вдребезги его жизнь. Черной точкой виднелся проход в Логово; правее
саженей так на тридцать остался лежать Фродо; там словно бы метались
какие-то отсветы, а может, это слезы застлали ему глаза.
– Одно у меня желание, больше нет, – вздохнул он, – только б
вернуться и найти его! – И он нехотя – да и ноги не слушались – сделал
несколько шагов к перевалу.
Всего несколько шагов; еще несколько – и начнется спуск, и те
страшные утесы скроются с глаз его, может быть, навсегда. Но внезапно
послышались крики и гомон. Он застыл: точно, орки, и спереди, и позади.
Тяжелый топот, грубые окрики: откуда-то, слева, что ли, приближались они
к Ущелине – должно быть, вышли из башни. И сзади тоже – топот и
окрики. Он обернулся: факельные огоньки плясали у подножия утесов,
появлялись из прохода. Вот наконец и погоня. Недаром башня мигала
красным глазом. Он угодил между двух огней.
Впереди уж совсем близко мелькали отсветы факелов и слышался лязг
стали. Через минуту они подойдут к гребню – и ему крышка. Долго он
больно раздумывал, и, видать, понапрасну. Куда ж ему деваться, как
спастись, главное – спасти Кольцо? Кольцо. Не колеблясь и не размышляя,
он вытащил цепку, взял Кольцо в руку. Передовой орк возник в Ущелине
прямо перед ним, и он надел Кольцо.
Все переменилось, и за один миг пролетел словно бы час. Слух его
обострился, а зрение помутилось, но иначе, чем в Логове Шелоб. Кругом
стало не черно, а серо, и он был один в зыбкой мгле, как маленькая черная-
пречерная скала, а Кольцо, тяготившее его левую руку, жарко сверкало
золотом. Он себя невидимкой не чувствовал: наоборот, ему чудилось, будто
его видно отовсюду, и всевидящее Око, он знал, жадно ищет его.
Надсадный хруст камней был ему слышен, и мертвенный лепет воды в
Моргульской долине, и хлюпающие стенанья Шелоб, заблудившейся в
собственном Логове, и стоны узников из башенных подземелий, и крики
орков, выходящих из Логова, и оглушительный галдеж и топотня
пришельцев из-за гребня. Он прижался к скале, а они промчались мимо, как вереница уродливых теней, мерзкие призраки в брызгах бледных
огоньков. Он съежился, отыскивая ощупью укромную выбоину.
И прислушался. Орки из перехода и эти, с башни, завидели друг друга
– шум и гам удвоились. Он отчетливо слышал тех и других и понимал их
речь. То ли, надевши Кольцо, начинаешь понимать все языки, то ли язык
рабов Саурона, его изготовителя, – словом, все было понятно, он как бы
сам себе переводил. Видно, мощь Кольца возросла стократ неподалеку от
горнила, где оно было отковано; но уж чего-чего, а мужества оно не
придавало – Сэм думал лишь о том, где бы спрятаться и переждать
суматоху, а пока напряженно вслушивался. Где орки встретились, этого он
не знал, но говорили точно у него под ухом.
– Видали? Горбаг! Чего это ты приперся – воевать надоело?
– Приказ, мордоплюй! Ты-то, Шаграт, зачем задницу приволок?
Повоевать захотелось?
– Здесь я приказываю, я здесь начальник, а ты придержи язык. Чего
нашли?
– Ни хрена.
– Гей! Гой! Эге-гей! – Галдеж перебил начальственную беседу.
Нижние орки что-то обнаружили и забегали. Подбегали остальные.