земли. И Кольцо вместе с Горлумом поглотила первозданная тьма, так что
даже тот, кто его выковал, хоть и стал могуч пуще прежнего, но был о нем в
неведении.
– Подожди, ты сказал – Горлум? – вскричал Фродо. – Как Горлум? Это
что, та самая тварь, на которую наткнулся Бильбо? Как все это мерзко!
– По мне, это не мерзко, а горько, – возразил маг, – ведь такое могло бы
случиться и кое с кем из хоббитов.
– Ни за что не поверю, что Горлум сродни хоббитам, – отрезал
Фродо. – Быть этого не может!
– Однако это чистая правда, – заметил Гэндальф. – О чем другом, а о
происхождении хоббитов я знаю побольше, чем вы сами. Даже из рассказа
Бильбо родство вполне очевидно. О многом они с Горлумом одинаково
думали и многое одинаково помнили. А понимали друг друга чуть ли не с
полуслова, куда лучше, чем хоббит поймет, скажем, гнома, орка или даже
эльфа. Загадки-то у них были, помнишь, прямо-таки общие.
– Это верно, – согласился Фродо. – Хотя не одни хоббиты загадывают
загадки, и все они, в общем, похожи. Зато хоббиты никогда не жульничают,
а Горлум только и норовил. Он ведь затеял игру, чтоб улучить миг и застать
Бильбо врасплох. Очень для него выходила приятная игра: выиграет –
будет кого съесть, а проиграет – беда невелика.
– Боюсь, что так оно и было, – сказал Гэндальф. – Но было и кое-что
другое, чего ты покамест не уразумел. Даже Горлум – существо не совсем
пропащее. Он оказался крепче иного человека – он же сродни хоббитам. В
душе у него остался заветный уголок, в который проникал свет, как солнце
сквозь щелку: свет из прошлого. А может, ему было приятно снова
услышать добрый голос, напоминавший о ветре и деревьях, о залитой
солнцем траве и о многом, многом забытом.
Но конечно же, в конце концов черная неодолимая злоба опять
взъярилась в нем, а целителя поблизости не было. – Гэндальф вздохнул. –
Увы! Для него надежды мало. Но все же есть – даже для него, хоть он и
владел Кольцом очень долго, так долго, что и сам не упомнит, с каких пор.
Правда, надевал он его редко – зачем бы в кромешной-то тьме? Поэтому и
не «истаял». Он тощий, как щепка, жилистый и выносливый. Но душа его
изъедена Кольцом, и пытка утраты почти невыносима.
А все «глубокие тайны гор» обернулись бездонной ночью; открывать
было нечего, жить незачем – только исподтишка добывай пищу,
припоминай старые обиды да придумывай новые. Жалкая у него была
жизнь. Он ненавидел тьму, а свет – еще больше; он ненавидел все, а больше
всего – Кольцо.
– Как это? – удивился Фродо. – Кольцо же его «прелесть», он только о
нем и думал? А если он его ненавидел, то почему не выбросил?
– Ты уже много услышал, Фродо, пора бы тебе и понять, – сказал
Гэндальф. – Он ненавидел и любил Кольцо, как любил и ненавидел себя. А
избавиться от него не мог. На то у него не было воли.
Кольцо Всевластья, Фродо, само себе сторож. Это оно может
предательски соскользнуть с пальца, а владелец никогда его не выкинет.
Разве что подумает, едва ли не шутя, отдать его кому-нибудь на хранение, да и то поначалу, пока оно еще не вцепилось во владельца. Насколько мне
известно, один только Бильбо решился его отдать – и отдал. Да и то не без
моей помощи. Но даже Бильбо не оставил бы Кольцо на произвол судьбы,