Небо вспыхнуло желтым сиянием из-за черных кряжей, а Пин
съежился в комочек: куда это, в какие неведомые края завез его Гэндальф?
Он протер глаза и увидел, что луна одолела восточные тени, почти что
полная луна. Значит, ночь в самом начале, и долог еще путь под темным
небом. Он шевельнулся и заговорил.
– Это мы где, Гэндальф? – спросил он.
– Заехали в пределы Гондора, – отвечал тот. – Пока что в Анориэне.
И дальше скакали молча, а потом Пин вскрикнул, дернув Гэндальфа за
рукав:
– Смотри-ка, смотри! Огонь же, красный огонь! Тут что, драконы? А
вон еще!
Вместо ответа Гэндальф воззвал к коню:
– Поспешим, Светозар! Близки последние сроки. Видишь, Гондор
зажигает маяки, вестники бедствия. Война нагрянула. Вон зажегся Амон-
Дин, вспыхнуло пламя на Эйленахе, и огни побежали к западу: Нардол, Эрелас, Мин-Риммон, Кэленхад, – а вот полыхнул Галифириэн у
ристанийской границы!
Но Светозар перешел с галопа на шаг, поднял голову и звонко заржал.
Послышалось ответное ржанье и перестук копыт: из темноты вынырнули
три всадника, пронеслись на запад и исчезли, точно растаяли в лунном
сиянии. А Светозар напрягся, прянул – и ночной ветер снова загудел в
ушах.
Сквозь дремоту Пин краем уха слушал, что рассказывает Гэндальф о
гондорских обычаях – о том, как наместник повелел воздвигнуть маяки по
обоим отрогам горной цепи, а у маяков учредил подставы, где всегда
держат наготове сменных лошадей для гонцов, отправленных на север, в
Ристанию, или на юг, в Бельфалас.
– Давно уж северные маяки не зажигались, – сказал он, – а прежде-то
Гондору в них и нужды не было, хватало Семи Каменьев.
Пин вздрогнул и заерзал.
– Спи себе, не пугайся! – велел ему Гэндальф. – Это Фродо надо идти
в Мордор, а ты едешь в Минас-Тирит, в надежнейшую крепость: нынче
надежней нигде нету. Если уж Гондор не устоит, если Враг завладеет
Кольцом, то и в Хоббитании не укроешься.
– Хорош утешитель, – спросонья выговорил Пин. Но, и засыпая, все
же увидел осиянные луной белые вершины, плывущие над облаками. И
подумал: а где же все-таки Фродо, может, он уже в Мордоре или его в
живых нет; откуда ему было знать, что тогда-то и Фродо глядел издалека на
ту же самую предрассветную луну.
Голоса разбудили Пина. Вот и еще сутки прочь: день в укрытии, ночь
на коне. Светало, стелился холодный туман. Поблескивали потные бока
Светозара, но в горделивой его осанке не было ни признака усталости.
Кругом стояли высокие люди в плащах до пят, а за ними виднелась
полуразрушенная стена, которую, должно быть, поспешно отстраивали, и в
этот ранний предрассветный час отовсюду слышался стук молотков,
скрежет лопат и скрип колес. В мутной мгле пылали факелы, горели
светильники. Гэндальф разговаривал с теми, кто преграждал им путь, и
Пин, прислушавшись, понял, что речь идет о нем.
– Да нет, ты-то ладно, Митрандир, – говорил Главный, – тебя мы
знаем. А ты знаешь заветные слова, и Семь Врат открыты перед тобой.