узнать от тебя о многом, ибо прежде невысокликов в наших краях не
бывало, мы лишь краем уха слышали про них. К тому же ты – приятель
Митрандира. А с ним ты хорошо знаком?
– Да как сказать, – отозвался Пин. – За глаза-то я с ним знаком от
колыбели, хоть это и недолго; а теперь довелось вот постранствовать
вместе. Вроде как из большой книги читал страницу-другую. И однако же
мало таких, кто знаком с ним лучше. Из нашего отряда, пожалуй, только
Арагорн знал его по-настоящему.
– Арагорн? – переспросил Берегонд. – А кто он такой?
– Ну, – Пин замялся, – ну, был с нами один такой человек. По-моему,
он сейчас в Ристании.
– Да, я слышал, что ты прямиком из Ристании. И о ней тоже я хотел бы
тебя порасспросить: надежды у нас мало, но какая есть, почти вся на
ристанийцев. Впрочем, мне ведь поручено первым делом ответить на твои
вопросы. Спрашивай, сударь мой Перегрин!
– Дело в том, – отважился Пин, – что у меня сейчас, по правде говоря,
один вопрос на языке вертится – как насчет завтрака или там подзакусить?
Ну, то есть когда у вас вообще едят, где, положим, харчевня: есть, наверное,
где-нибудь? Или трактир, может, какой? Я что-то по дороге ни одного не
заметил, а уж так надеялся с устатку хлебнуть пивка – не в глушь ведь
заехал, а в город, да еще какой!
Берегонд сурово взглянул на него.
– Сразу виден бывалый солдат, – сказал он. – Говорят, солдат в походе
только и думает, где ему доведется поесть-попить следующий раз: знаю
понаслышке, сам я в дальних походах не бывал. Так у тебя, значит, сегодня
еще маковой росинки во рту не было?
– Ну, из учтивости можно сказать, что была, – признался Пин. – Выпил
я кубок вина и съел пару хлебцев: ваш государь нас угощал, но зато же и
допрашивал меня битый час, тут поневоле проголодаешься.
Берегонд рассмеялся.
– Как у нас говорится, и малорослый едок за столом витязь. Ты, однако
ж, утолил утренний голод не хуже любого стража цитадели, да еще и с
немалым почетом. Мы же в крепости, мы ее охраняем, а время военное.
Встаем до зари, перекусываем на рассвете и расходимся по своим постам.
Погоди отчаиваться! – опять-таки со смехом воскликнул он, заметив
унылую гримасу на лице Пина. – Кому пришлось труднее прочих, тем
можно утром и лишний раз подкрепиться. Потом – полдничаем, кто в
полдень, кто попозже, а главная общая трапеза, какое ни на есть застолье –
в закатный час или около того. Пойдем! Пройдемся немного, что-нибудь да
раздобудем, устроимся на парапете, будем есть-пить и любоваться: вон
утро какое выдалось.
– Погодите-ка! – краснея, сказал Пин. – От жадности или от голода –
думайте, как хотите, – но я совсем было позабыл вот о чем. Гэндальф, по-
вашему Митрандир, просил меня проведать его коня Светозара, лучшего
скакуна Ристании, любимца конунга – хоть он и подарил его Митрандиру в
награду за великие заслуги. Митрандир в нем души не чает, и если в городе
вашем чтут нового хозяина Светозара, то окружите коня почетом и заботой
– словом, будьте к нему, если можно, добрей, чем к голодному хоббиту.
– К хоббиту? – переспросил Берегонд.