приятеля; они мигом сдружились, болтали и перешучивались наперебой,
шли по улицам рука об руку и никакого внимания не обращали на
любопытные взгляды со всех сторон. Народ толпой валил к Великим
Вратам; Пин назвался и сказал пропуск, а часовой пропустил их обоих, к
полному восхищению Бергила.
– Вот это да! – сказал он. – А то ведь нам больше не позволяют
выходить за ворота без взрослых. Ну, теперь наглядимся!
Люди стояли по обочинам тракта и заполнили огромную мощеную
площадь, где сходились воедино дороги к Минас-Тириту. Все глядели на
юг, и вскоре послышались возгласы:
– Пыль, пыль на дороге! Идут!
Пин с Бергилом исхитрились протиснуться в первые ряды. Невдалеке
запели рога, и, словно встречный ветер, поднялся приветственный гул.
Потом грянули трубы, и толпа разразилась дружным кличем.
– Форлонг! Форлонг! – услышал Пин.
– Это что значит? – спросил он.
– Ну как, это же старина Форлонг, Брюхан Форлонг из Лоссарнаха! –
отозвался Бергил. – Там мой дед живет. Ура! Вон он сам, наш первейший
друг, старина Форлонг!
Колонну возглавлял плечистый и утробистый седобородый старик на
могучем коне, в кольчуге и черном шлеме, с огромным копьем. За ним
гордо выступали запыленные пешие ратники, пониже ростом и смуглее
гондорцев из Минас-Тирита. Лица их были суровы, на плече тяжелые
бердыши.
– Форлонг! – кричали кругом. – Верный, доблестный друг! Ура,
Форлонг!
Но когда лоссарнахские воины прошли, раздался ропот:
– Как мало их, всего две сотни! А мы-то надеялись, что будет тысячи
две. Должно быть, пираты на них наседают: девять десятых остались
обороняться. Ну что ж, у нас каждый боец на счету.
Так проходила к Вратам под клики толпы рать за ратью: окраины
Гондора послали своих сынов в грозный час на выручку столице. Но все
прислали меньше, чем здесь надеялись, куда меньше, чем надо бы.
Прошагали уроженцы долины Рингло во главе с тамошним княжичем
Дерворином: триста человек. С Мортхондского нагорья, из Темноводной
долины – статный Дуингир с сыновьями Дуилином и Деруфином и пятьсот
лучников. С Анфаласа, с далекой Береговины – длинная вереница
охотников, пастухов, поселян, вооруженных чем попало; лишь их
правитель Голасгил с домочадцами были при боевом доспехе. Десяток-
другой угрюмых горцев без предводителя – из Ламедона. Рыбаки с Этхира,
от устьев Андуина – сотня с лишним, другие остались на кораблях.
Гирлуин Белокурый с Изумрудных Холмов Пиннат-Гелина привел три
сотни крепких ратников в зеленом. И наконец, горделивей всех, – Имраиль,
владетель Дол-Амрота, родич самого наместника: золотистые стяги с
изображением Корабля и Серебряного Лебедя реяли над конною дружиной;
за всадниками на серых конях выступали в пешем строю семьсот витязей,
статных, сероглазых и темноволосых, – они прошли с песней.
Вот и все, и трех тысяч не набралось. А больше ждать было некого.
Возгласы, песни и мерная поступь стихли за Вратами. Толпа еще немного