прежде, чем отойду ко сну, надо мне встретиться с воеводами и
сенешалями. Созовите их у меня как можно скорее!
Теперь дорога вела прямиком на восток – по долине, где она была
шириною не более полумили. Кругом лежали поля и травяные сумеречно-
серые луга, и за дальним краем ложбины Мерри увидел утесистый отрог
Старкгорна, некогда разрезанный рекой.
Равнина была заполнена людьми. Они толпились у дороги,
приветственными кликами встречая конунга и западных ратников;
а поодаль виднелись ряды палаток и шатров, стояли за частоколами кони и
стройно было составлено оружие: копья торчали, как древесная поросль.
Сумерки застилали многолюдный лагерь, с гор веяло ночной прохладой,
однако же фонари не горели и не пылали костры. Расхаживали часовые в
длинных плащах.
Сколько же их тут собралось, ристанийцев? – задумался Мерри. В
сгущавшейся тьме на глазок было не прикинуть, но вроде бы большое,
многотысячное войско. А пока он вертел головой, дружина конунга
оказалась возле огромной скалы у восточного края долины; дорога вдруг
пошла в гору, и Мерри изумленно поднял взгляд. Таких дорог он еще не
видывал: верно, люди проложили ее во времена совсем уж незапамятные.
Змеею вилась она вверх, врезаясь в отвесную скалу. Крутая, точно
лестница, она открывала обзор то спереди, то сзади. Лошади этот подъем
кое-как одолевали; можно было втащить и повозки, но никакой враг
ниоткуда не смог бы обойти защитников, разве что с воздуха. На каждом
повороте дороги высились грубые изваяния: человекоподобные фигуры
сидели, поджав ноги и сложив толстые руки на пухлых животах. Черты
лица у многих с годами стерлись, лишь черные глазные дыры взирали на
мимоезжих. Конники их вниманием не удостаивали. Назывались они
Пукколы, колдовской силы не имели, страха никому не внушали; и Мерри
провожал изумленным и почти что жалостным взглядом эти выступавшие
из сумрака фигуры.
Потом он глянул назад и увидел, что взобрался уже высоко, и все
равно в тумане видно было, как снизу идут конники – нескончаемой
вереницей идут и расходятся по лагерю. Лишь конунг с приближенными
ехали вверх, в Укрывище.
Наконец они выехали на край обрыва, а дорога вела все вверх, крутым
склоном к скалистой расселине, а за нею расстилалась долина. Звалась она
Фириэнфельд – широкая это была и красивая долина, травянистая,
поросшая вереском, над бурным ложем Снеговой, по южным склонам
Старкгорна и северным отлогам зубчатого хребта Ирензаги; туда-то и
направлялись конники, и перед ними вздымался Двиморберг, Гора
Призраков с ее одетыми мрачным сосняком кручами. Долину пересекал
двойной ряд неуклюжих каменных вех; дорога между ними уходила в
сумрак и пропадала среди сосен. Отважься кто-нибудь по ней поехать – он
вскоре оказался бы в лесной мгле Димхолта, увидел бы зловещий столп и
зияющие Запретные Врата.
Таков был угрюмый Дунхерг, сооруженный древним людским
племенем, о котором ни песни, ни сказания не сохранили памяти. И
неведомо было, что воздвигали древние строители – то ли город, то ли
тайный храм, то ли царскую усыпальницу. Трудились они в Темные Века, задолго до того, как приплыли корабли к западным берегам и дунаданцы