прощания, но думы их устремлялись вперед. Затем ехали посланцы
Гондора и Мерри на своем пони, а следом – еще двенадцать
телохранителей. Ехали мимо длинного строя конников; суровы и недвижны
были их лица. Уж почти миновали строй, как вдруг один из конников
повернул голову и пристально поглядел на хоббита. «Совсем еще юноша, –
подумал Мерри, встретив его взгляд, – невысокий, худощавый». Он уловил
отсвет ясных серых глаз и вздрогнул, внезапно поняв, что в лице этом нет
надежды, что его затеняет смерть.
Серая дорога вела вдоль берега Снеговой, бурлящей в каменьях; мимо
селений Ундерхерга и Обернана, где скорбные женские лица выглядывали
из темных дверей; войско не провожали в путь ни рога, ни арфы, ни
поющие голоса. Так начался великий поход на восток, о котором слагали
песни многие поколения ристанийцев.
Из темного Дунхерга в тусклое утро
Вывел сын Тенгела свою последнюю рать
И достиг Эдораса, но царственные чертоги,
Старинные, златоверхие, были застланы мглой.
Здесь, в обители предков, он распростился с народом,
Со своим свободным народом и с очагом своим.
Простился с высоким троном и с благословенным кровом,
Под которым он пировал в былые светлые дни.
И дальше поехал конунг, по пятам за ним гнался ужас,
Впереди ожидал рок. Но он присягал на верность,
Он принес нерушимую клятву, и он исполнил ее.
Теоден ехал дальше. Пять дней и ночей
Мчались эорлинги вперед восточным путем
Через Фольд и Фенмарк, через Фириэнвуд.
Шесть тысяч копьеносцев мчались через Санлендинг
К могучей твердыне Мундбург у горы Миндоллуин,
К столице Государей, из-за Моря приплывших,
Теперь осажденной врагами и окруженной огнем.
Судьба торопила их, и темнота поглотила,
Поглотила коней и конников, и стук уходящих копыт
Заглох в тишине: так нам поведали песни.
Когда конунг приехал в Эдорас, Медусельд и правда был застлан
мглой, хотя полдень едва наступил. Задержался он здесь ненадолго, и к
войску его примкнули десятков шесть всадников, опоздавших на сбор.
После короткой трапезы он велел готовиться в путь и ласково простился со
своим оруженосцем. Но Мерри еще напоследок попробовал умолить его.
– Я ведь тебе объяснил: такой поход Стибба не осилит, – сказал
Теоден. – И к тому же сам посуди, сударь мой Мериадок: пусть ты и при
мече и не по росту отважен, но что тебе делать в таком бою, какой нас ждет
под стенами гондорской столицы?
– Мало ли, тут не угадаешь, – возразил Мерри. – И зачем тогда,
государь, ты взял меня в оруженосцы – не затем разве, чтобы в битве я был
рядом с тобою? И чем помянут меня в песнях, коли я буду все время
оставаться неприкаянным?
– Взял я тебя в оруженосцы, чтоб с тобой ничего не стряслось, –
отвечал Теоден. – Чтоб ты был под рукой. А в походе ты будешь лишним