бы твои подвиги; но до Мундбурга, где правит Денэтор, больше ста двух
лиг. Это мое последнее слово.
Мерри поклонился и уныло побрел прочь, оглядывая ряды воинов. Все
уже стояли наготове: потуже затягивали пояса, проверяли подпруги,
ласкали коней; иные тревожно косились на почернелое небо. Кто-то
незаметно подошел к хоббиту и шепнул ему на ухо:
– У нас говорят: «Упорному и стена не препона», я это на себе
проверил. – Мерри поднял глаза и увидел юношу, которого заметил
поутру. – А ты, по лицу видно, хочешь ехать вслед за государем.
– Да, хочу, – подтвердил Мерри.
– Вот и поедешь со мной, – сказал конник. – Я посажу тебя впереди, укрою плащом – а там отъедем подальше, и еще стемнеет. Ты упорен – так
будь же по-твоему. Ни с кем больше не говори, поехали!
– Очень, очень тебе благодарен! – пролепетал Мерри. – Благодарю
тебя, господин… прости, не знаю твоего имени.
– Не знаешь? – тихо сказал конник. – Что ж, называй меня
Дернхельмом.
Так и случилось, что, когда конунг выехал в поход, впереди ратника
Дернхельма на большом сером скакуне Вихроноге сидел хоббит Мериадок,
и коня он не тяготил, потому что Дернхельм был легкий седок, хотя сложен
крепко и ловок на диво.
Они углублялись во тьму. Заночевали в зарослях ивняка, за двенадцать
лиг к востоку от Эдораса, у слияния Снеговой и Онтавы. Потом ехали через
Фольд и через Фенмарк, мимо больших дубрав по всхолмьям, осененным
черной громадой Галифириэна на гондорский границе, а слева клубились
болотные туманы над устьями Онтавы. Тут их настигли вести о войне на
севере: одинокие, отчаянные беглецы рассказывали, что с востока
вторглись полчища орков, что враги заполонили Ристанийскую степь.
– Вперед! Вперед! – приказал Эомер. – Сворачивать поздно, а
онтавские болота защитят нас с фланга. Прибавим ходу. Вперед!
И конунг Теоден покинул Ристанию; войско его мчалось по
извилистой нескончаемой дороге, и справа возникали вершины: Кэленхад,
Мин-Риммон, Эрелас, Нардол. Но маяки на них не горели. Угрюмый край
объяла страшная тишь; впереди сгущалась темнота, и надежда угасала в
сердцах.
Глава IV
Нашествие на Гондор
Пина разбудил Гэндальф. Теплились зажженные свечи, окна застила
тусклая муть, и было душно, как перед грозой, – вот-вот громыхнет.
– Сколько времени-то? – зевая, спросил Пин.
– Третий час, – отвечал Гэндальф. – Пора вставать, теперь твое дело
служивое. Градоправитель вызывает тебя – верно, распорядиться хочет.
– И завтраком накормит?
– Нет! Вот твой завтрак, и до полудня больше ничего не жди. Кормить
будут впроголодь, привыкай.
Пин уныло поглядел на ломоть хлеба и совсем уж какой-то маленький
кусочек масла, на чашку с жидким молоком.
– И зачем ты меня сюда привез? – вздохнул он.
– Прекрасно знаешь зачем, – отрезал Гэндальф. – Чтоб ты больше
ничего не натворил, а коли здесь тебе не нравится, не взыщи: сам виноват.