заезжему чародею. Уж он бы не забыл об отце, не отшвырнул бы подарок
судьбы! Он принес бы мне этот великий дар.
– Прошу тебя, отец, – наконец не сдержался Фарамир, – прошу тебя,
припомни, отчего в Итилии нынче вместо него оказался я. В свое время, и
не так уж давно это было, решение принял ты: волею Градоправителя
отправился в путь Боромир.
– Не подбавляй горечи в мою и без того горькую чашу, – сказал
Денэтор. – Много бессонных ночей я вкушаю из нее отраву – и думаю: неужто осадок будет еще горше? Вот он и осадок. Что ж ты наделал! Ах, если бы оно досталось мне!
– Утешься! – сказал Гэндальф. – Не досталось бы оно тебе, Боромир
не отдал бы его. Он умер смертью храбрых, мир его праху! Но ты
обманываешься: он взял бы то, о чем ты говоришь, на погибель себе. Он
стал бы его владельцем, и, если б вернулся, ты не узнал бы сына.
Твердо и холодно поглядел на него Денэтор.
– Должно быть, с тем было не так легко управиться? – тихо сказал
он. – Я отец Боромира, и я ручаюсь, что он бы принес его мне. Ты, Митрандир, может, и мудр, но не перемудрил ли ты сам себя? Есть ведь
иная мудрость, превыше чародейских ков и опрометчивых решений. И я
сопричастен ей больше, нежели ты думаешь.
– В чем же твоя мудрость? – спросил Гэндальф.
– Хотя бы в том, что я вижу, чего делать нельзя. Нельзя его
использовать – это опасно. Но в нынешний грозный час отдать его
безмозглому невысоклику и отправить в руки к Врагу, как сделал ты и
следом за тобою мой младший сын, – это безумие.
– А как поступил бы наместник Денэтор?
– По-своему. Но ни за что не отправил бы его наудачу, безрассудно
обрекая нас на злейшую гибель, если Враг вернет свое всемогущество. Нет,
его надо было схоронить, упрятать в темной, потаенной глуби. И не
трогать, сказал я, не трогать помимо крайней нужды. Чтоб Тот не мог до
него добраться, не перебив нас всех – а тогда пусть торжествует над
мертвецами.
– Ты, государь, как обычно, помышляешь об одном Гондоре, – сказал
Гэндальф. – Есть ведь другие края и другие народы, да и времени твоя
смерть не остановит. А мне… мне жаль даже его послушных рабов.
– Кто поможет другим народам, если Гондор падет? – возразил
Денэтор. – Будь оно сейчас укрыто в подземельях моей цитадели, мы не
трепетали бы в потемках, ожидая неведомых ужасов, и был бы у нас совет,
а не перебранка. Думаешь, такое искушение мне не по силам? Плохо ты
меня знаешь.
– И все же думаю, что не по силам, – сказал Гэндальф. – Если б я так
не думал, я просто прислал бы его сюда тебе на хранение, и дело с концом.
А послушав тебя, скажу: Боромир и тот внушал мне больше доверия.
Погоди, не гневись! Себе я тоже ничуть не доверяю, я отказался принять
его в дар. Ты силен духом, Денэтор, и пока еще властен над собой, хоть и
не во всем, но оно сильнее тебя. Схорони ты его в горной глуби под
Миндоллуином, оно и оттуда испепелило бы твой рассудок, ибо велика его
мощь в наступающей тьме, велика и еще растет с приближением тех, кто
чернее тьмы.
Горящие глаза Денэтора были устремлены на Гэндальфа, и Пин вновь
ощутил, как скрестились их взгляды, на этот раз сущие клинки, – казалось,
даже искры вспыхивали. Ему стало страшно: чего доброго, гром грянет. Но