А вдалеке, на переправе, быстро навели мосты, и целый день шли по
ним войска с обозами. Наконец к полуночи все было готово для приступа, и
первые тысячи повалили через огненные рвы по оставленным для них
хитрым проходам. Они подошли на выстрел густою толпой, давя и тесня
друг друга. Огни высвечивали их, и промахнуться было трудно, тем более
что Гондор издревле славился своими лучниками. Но редко летели стрелы,
и, все еще скрытый позади, военачальник Мордора убедился, что дух
осажденных сломлен, и двинул войско на приступ. Медленно подвозили во
тьме огромные осадные башни, выстроенные в Осгилиате.
И снова явились посыльные к дверям чертога: им непременно был
нужен Правитель, и Пин их впустил. Денэтор отвел глаза от лица Фарамира
и молча поглядел на них.
– Весь нижний ярус в огне, государь, – доложили ему. – Какие будут
твои приказанья? Ты ведь по-прежнему наш повелитель, ты наместник
Гондора. Иные говорят: Митрандир-де им не указ – и бегут со стен,
покидал посты.
– Зачем? Зачем они бегут, дурачье? – проговорил Денэтор. – Сгорят – и
отмучаются, все равно ж гореть. Возвращайтесь в огонь! А я? Я взойду на
свой погребальный костер. Да, да, на костер! Ни Денэтору, ни Фарамиру
нет места в усыпальнице предков. Нет им посмертного ложа. Не суждено
упокоиться вечным сном их умащенным телам! Нет, мы обратимся в пепел,
как цари древнейших времен, когда еще не приплыл с Запада ни один
корабль. Все кончено: Запад побежден. Идите и гибните в огне!
Посыльные вышли молча, не отдав поклона государю. А Денэтор
отпустил жаркую руку Фарамира и поднялся.
– Огонь пожирает его, – скорбно молвил он, – изнутри палит его
пламя, уже спалило. – И, подойдя к Пину, взглянул на него сверху вниз. –
Прощай! – сказал он. – Прощай, Перегрин, сын Паладина! Недолгой была
твоя служба, и она подходит к концу. Конец наступит скоро, но я отпускаю
тебя сейчас. Иди, умирай, как тебе вздумается. Умирай, с кем и где тебе
угодно; ступай, ищи своего чародея, чье слабоумье обрекло тебя на смерть.
Позови моих слуг и уходи. Прощай!
– Я не стану прощаться с тобой, государь, – сказал Пин, преклоняя
колени. И вдруг в нем точно проснулся хоббит: он вскочил на ноги и
поглядел в глаза самовластному старцу. – С твоего позволения я отлучусь,
государь, – сказал он, – мне и правда очень бы надо повидаться с
Гэндальфом. Только он вовсе не слабоумный; и коли он умирать не
собрался, то и я еще погожу. А пока ты жив, я не свободен от своей клятвы
и твоей службы. И если враги возьмут цитадель, я надеюсь сражаться
рядом с тобой и, может быть, заслужить дарованный мне почет.
– Поступай как знаешь, сударь мой невысоклик, – отозвался Денэтор. –
Я сказал: моя жизнь кончена. Позови слуг!
И он снова подошел к Фарамиру.
Пин привел слуг – шестерых рослых молодцев при оружии; вид у них
был оробелый. Но Денэтор спокойно велел им укрыть Фарамира потеплее
и взять ложе на плечи. Они повиновались: подняли ложе и вынесли его из
чертога, шагая медленно и мерно, чтобы не потревожить умирающего.
Денэтор следовал за ними, тяжело опираясь на свой жезл; скорбное
шествие замыкал Пин.