отравленные стрелы: он и так-то не знал, куда деваться от страха.
Дожидаться было совсем невтерпеж, лучше уж точно знать, что тебя ждет.
Он вскочил на ноги и крадучись пустился вдогонку за последним фонарем.
Конунгу разбили палатку на поляне, под раскидистым деревом.
Большой, прикрытый сверху фонарь висел на ветке, и в тусклом свете его
видны были Теоден с Эомером, а перед ними сидел на корточках
человечина, шишковатый, как старый пень, и, точно чахлый мох, свисал с
его мясистого подбородка реденький клок волос. Коренастый, пузатый,
толсторукий и коротконогий, в травяной юбочке. Мерри показалось, что он
где-то его уже видел, и вдруг ему припомнились Пукколы в Дунхерге. Ну
да, то ли один из тамошних болванчиков ожил, то ли явился дальний-
предальний потомок тех людей, которых изобразили забытые умельцы
давних веков.
Мерри подобрался поближе, но пока что все молчали, и наконец
заговорил дикарь: должно быть, его о чем-то спросили и он раздумывал.
Голос его был низкий, гортанный, но, к удивлению Мерри, говорил он на
всеобщем языке, хотя поначалу запинался и примешивал к речи
диковинные слова.
– Нет, отец коневодов, – сказал он, – мы не воины, мы охотники. Мы
стреляем горгуны в лесу, орколюды мы очень не любим. И тебе горгуны
враги. Потому будем тебе помогать. Дикий народ далеко слышит, далеко
видит, знает все тропы. Дикий народ давно-давно здесь живет, раньше, чем
сделались камень-дома, раньше, чем из воды вылезали высокие люди.
– Да нам-то в помощь нужны воины, – сказал Эомер. – А от тебя и
твоих какая же помощь?
– Помощь узнавать, – отвечал дикарь. – Мы глядим и все видим,
смотрим с высоких гор. Камень-город трудно стоит, хода-выхода нет.
Кругом огонь горит, теперь внутри горит пожар. Ты хочешь туда? Тебе надо
быстро скочить. Большой лошадиной дорогой скочить нельзя, там горгуны
и дальние люди оттуда. – Он махнул на восток узловатой короткой рукой. –
Много-много, ваших много не столько.
– Откуда ты знаешь, что их больше? – недоверчиво спросил Эомер.
Ничего не выразилось ни на плоском лице, ни в темных глазах дикаря,
но голос его зазвучал угрюмо.
– Мы – дикари, дикий, вольный народ, мы не глупый ребенок, – с
обидой сказал он. – Я великий вождь Ган-бури-Ган. Я считаю звезды на
небе, листья на ветках, людей в темноте. Ваших воинов десять раз и еще
пять раз по сорок десятков. Их воинов больше. Будете биться долго, и кто
кого одолеет? А вокруг камень-города много-много еще.
– Увы! Все это верно, – сказал Теоден. – И наши разведчики доносят,
что дорогу преградили рвами и понатыкали кольев. С налету их смять не
удастся.
– Все равно медлить нельзя, – сказал Эомер. – Мундбург в огне!
– Дайте молвить слово Ган-бури-Гану! – сказал дикарь. – Он знает
другие дороги и поведет вас там, где нет рвов, где не ходят горгуны, только
наш народ и дикие звери. Люди из камень-домов давно, когда были
сильные, сделали много дорог. Они резали горы, как охотники дичину.
Народ говорит, наверно, они кушали камни. Через Друадан к Мин-Риммону
ездили большие повозки. Давно-давно не ездят и дорогу забыли. Мы одни