этому вот невысоклику держать язык за зубами? Что ты приставил его
шпионить за мной у меня во дворце? Однако же я выведал у него всю
подноготную про всех твоих спутников. Так-то! Ты, значит, левой рукою
подставлял меня, точно щит, заслоняясь от Мордора, а правой манил сюда
северного Следопыта, чтобы посадить его на великокняжеский престол!
Нет, Митрандир, или Гэндальф, или как тебя там! Я – наместник,
поставленный потомком Анариона, и негоже мне становиться слабоумным
прислужником какого-то выскочки. Если даже он и впрямь наследник, то
всего лишь дальний наследник Исилдура. Что мне до этого последыша
захудалого рода, давным-давно лишенного власти и достоинства?
– А будь воля твоя, чего бы ты хотел? – спросил Гэндальф.
– Я хочу, чтобы все и дальше оставалось так, как было при мне, –
отвечал Денэтор, – как было исстари, со времен моих далеких предков: хочу править Гондором в мире и покое – и чтобы мне наследовал сын, который будет сам себе хозяином, а не подголоском чародея. Если же мне в
этом отказано судьбою, то я не хочу ничего — ни униженной жизни, ни
умаленной любви, ни попранной чести.
– Не пойму я, как это возвращенье законного Государя унижает,
умаляет и бесчестит верного наместника, – сказал Гэндальф. – Да и сын
твой пока что жив – ты не вправе решать за него.
При этих словах глаза Денэтора запылали пуще прежнего: он взял
камень под мышку, выхватил кинжал и шагнул к ложу. Но Берегонд
бросился вперед и заслонил Фарамира.
– Ах, вот как! – воскликнул Денэтор. – Мало тебе украсть у меня
половину сыновней любви, ты еще и слуг моих соблазнил, и теперь у меня
нет сына. Но в одном ты не властен мне помешать: я умру, как должно!.. Ко
мне! – приказал он слугам. – Ко мне, кто из вас не предатели!
И двое из них взбежали к нему по ступеням. Он выхватил факел у
первого и ринулся назад, в склеп. Гэндальф не успел остановить его: поленья с треском вспыхнули, взвилось и загудело пламя.
А Денэтор одним прыжком вскочил на стол, поднял свой жезл,
лежавший в изножье, и преломил его о колено. Потом он швырнул обломки
в костер, поклонился – и лег навзничь, обеими руками прижимая к груди
палантир. Говорят, если кому случалось потом заглянуть в этот Зрячий
Камень и если не был он наделен особой властью подчинять себе
палантиры, то видел в нем лишь скрюченные старческие руки,
обугливающиеся в огне.
Негодуя и скорбя, Гэндальф отступил и затворил двери. Он молча
стоял в раздумье у порога: все слушали завыванье пламени, доносившееся
из склепа. Потом раздался страшный выкрик, и больше на земле Денэтора
не видели и не слышали.
* * *
– Таков был конец Денэтора, сына Эктелиона, – промолвил Гэндальф и
обернулся к Берегонду и к застывшим в ужасе слугам. – И вместе с ним
навеки уходит в прошлое тот Гондор, в котором вы жили: к добру ли, к худу
ли это, но дни его сочтены. Здесь пролилась кровь, но вы отриньте всякую
злобу и не помышляйте о мести: вашей вины в том нет, это лиходейские
козни. Даже верность присяге может оказаться пагубной, запутать в хитрых
сетях Врага. Подумайте вы, верные слуги своего господина, слепо ему
повиновавшиеся: ведь если бы не предательство Берегонда, то Фарамир,
верховный начальник стражи Белой Башни, сгорел бы вместе с отцом.
Унесите погибших товарищей с этой злосчастной улицы Безмолвия. А