поход, куда печальней был бы нынешний день. – Он вздохнул. – Однако же
вот и еще один раненый у меня на руках, а битва кто знает, чем кончится.
* * *
В Палатах Врачеванья за Фарамиром, Эовин и Мериадоком ухаживали
как нельзя лучше. Ибо хотя многие древние науки и искусства были
утрачены, гондорские лекари по-прежнему не знали себе равных: они
умело заживляли всевозможные раны и целили все болезни, какими люди
хворали в здешних краях, от Минас-Тирита до Моря. Только от старости не
лечили: от нее средства найдено не было, да и жить стали гондорцы
немногим дольше прочих. Редкие из них, не одряхлев, доживали до ста лет
– разве что чистокровные потомки самых старинных родов. А нынче
искуснейшие врачеватели стали в тупик перед новым тяжким недугом,
который назван был Черной Немочью, ибо его причиняли назгулы.
Пораженные этим недугом засыпали все крепче и крепче и во сне цепенели
и умирали. Этот недуг, как видно, и поразил доставленных в Палаты
невысоклика и ристанийскую царевну: их сразу признали безнадежными.
Правда, они, когда день прояснился, заговорили сквозь сон, и сиделки
ловили каждое их слово – вдруг скажут что-нибудь нужное. Однако по мере
того, как солнце клонилось к западу, они все глубже впадали в забытье, и
серая тень наползала на их лица. А Фарамира трясла лихорадка, не
отпуская ни на миг.
Гэндальф ходил от постели к постели; сиделки ему обо всем
докладывали. Так миновал день: великая битва под стенами города
разгоралась и затихала, слухи были путаные и тревожные, а маг все
ухаживал за ранеными, не решаясь оставить их; наконец небо окрасил алый
закат, и отсвет его озарил серые лица. Казалось, они чуть-чуть порозовели,
но это был лишь призрак надежды.
Старейшая из оставшихся женщин, знахарка Иорета, взглянула на
прекрасное лицо умирающего Фарамира и заплакала, ибо все любили его.
И сказала сквозь слезы:
– Да неужели же он умрет! Ах, если бы Государь воротился к нам в
Гондор – были же когда-то у нас Государи! Есть ведь старинное речение:
«В руках Государя целебная сила». Так и распознается истинный Государь.
А Гэндальф, который стоял рядом, промолвил:
– Золотые твои слова, Иорета, долго их будут помнить! Ибо они
вселяют надежду: а вдруг и правда Государь воротится в Гондор? До тебя
не дошли диковинные слухи?
– Мало ли чего говорят, а кричат еще больше, мне слушать недосуг, –
сказала она. – Лишь бы эти разбойники до нас не добрались, не
потревожили раненых!
И Гэндальф поспешно ушел, а закат догорал, и угасали огненные
груды на равнине, и спускались пепельно-серые сумерки.
Солнце заходило, и у городских ворот съехались Арагорн, Эомер и
Имраиль; с ними были воеводы и витязи. И Арагорн сказал:
– Смотрите, какой огненный закат! Это знамение великих перемен:
прежнее становится прошлым. Однако же этим городом и подвластным ему
краем многие сотни лет правили наместники, и не след мне въезжать в
Минас-Тирит самозванцем, побуждая к розни и кривотолкам. Нет, не войду
я в свой город и не объявлюсь, доколе идет война с Мордором, исход