сказал Арагорн. – Да цветет Хоббитания во веки веков! – Он вышел,
поцеловав Мерри, и Гэндальф последовал за ним.
Пин остался в палате.
– Нет, такого, как он, на всем свете не сыщешь! – сказал он. – Кроме,
конечно, Гэндальфа: да они небось родственники. Лопух ты лопух: котомка
твоя вон она, ты ее притащил за плечами. Он говорил и на нее поглядывал.
Да и у меня зелья на двоих-то хватит. На вот тебе, чтоб не рыться: то самое,
из Длиннохвостья. Набивай трубку, а я сбегаю насчет еды. Вернусь –
поболтаем на свой манер. Ух! Все ж таки нам, Кролам и Брендизайкам, непривычно жить на этаких высотах: уж больно все возвышенно.
– Да, – сказал Мерри. – Оно конечно, непривычно – может, как-нибудь
притерпимся? Но вот в чем дело, Пин: мы теперь знаем, что эти высоты
есть, и поднимаем к ним взгляд. Хорошо, конечно, любить то, что тебе и
так дано, с чего-то все начинается, и укорениться надо, благо земля у нас в
Хоббитании тучная. Но в жизни-то, оказывается, есть высоты и глубины: какой-нибудь старик садовник про них ведать не ведает, но потому и
садовничает, что его оберегают вышние силы и те, кто с ними в согласии. Я
рад, что я это хоть немного понял. Одного не понимаю – чего это меня
понесло? Где там твое зелье? И достань-ка ты все-таки из мешка мою
трубку, вдруг да она цела.
Арагорн и Гэндальф отправились к Смотрителю Палат и велели ему
ни под каким видом еще много дней не выпускать Эовин и Фарамира и не
спускать с них глаз.
– Царевна Эовин, – сказал Арагорн, – скоро пожелает ехать в поход –
так или иначе задержите ее хотя бы дней на десять.
– Что до Фарамира, – сказал Гэндальф, – то не сегодня завтра он
узнает, что его отец умер. Но про безумие Денэтора он знать не должен, пока не исцелится вполне и не будет занят по горло. Берегонду и периану-
стражнику я скажу, чтоб они держали язык за зубами, но все-таки надо за
ними присматривать.
– А насчет периана Мериадока, того, что ранен, распоряжений не
будет? – осведомился Смотритель.
– Он, наверно, уже завтра вскочит с постели, – сказал Арагорн. –
Ладно уж, пусть немного погуляет с друзьями.
– Диковинный народец, – понимающе кивнул Смотритель. – Вот ведь
крепыши какие!
У входа в Палаты собрались люди – поглядеть на Арагорна, и толпа
следовала за ним; когда же он отужинал, его обступили с просьбами
вылечить раненых, увечных или тех, кого поразила Черная Немочь.
Арагорн послал за сыновьями Элронда, и вместе они занимались
врачеванием до глубокой ночи. Весь город облетел слух: «Поистине явился
Государь». И его нарекли Эльфийским Бериллом, ибо зеленый самоцвет
сиял у него на груди; так и случилось, что предсказанное ему при рождении
имя избрал для него сам народ.
Наконец, донельзя утомленный, он завернулся в плащ, тайком вышел
из города и перед рассветом заснул у себя в шатре. А утром над шпилем
Белой Башни развевалось знамя Дол-Амрота, голубое с белым кораблем,
подобным лебедю; люди смотрели на него и думали – неужто приснилось
им явленье Государя?
Глава IX
На последнем совете
Наутро по светлому небу плыли высокие, легкие облака; веял