ужаса, и эхо гудело на лестнице. Но потом все стихло.
Сэм поднимался дальше. Он чуял, что он на верном пути, и сил у него
прибыло.
– Ну-ну! – сказал он сам себе, как следует упрятав кольцо и подтянув
пояс. – Если они все будут так шарахаться от меня при виде Терна, то, может, я с ними как-нибудь и управлюсь. Вообще-то похоже, что Шаграт, Горбаг и их молодцы славно поработали за меня. Кроме этого трусливого
ублюдка, никого и в живых, кажется, не осталось.
Сказал – и словно ударился лбом о каменную стену. А вдруг и в самом
деле – никого в живых?.. Чей это был отчаянный крик?
– Фродо, Фродо! Хозяин! – воскликнул он, давясь слезами. – Что мне
делать, если они вас убили? Иду, все равно иду – эх, кабы не опоздать!
Выше и выше вела лестница, которую изредка освещали факелы на
поворотах или над зияющими проходами в верхние ярусы. Сэм принялся
считать ступеньки, досчитал до двухсот и сбился. Шел он крадучись: вроде
бы сверху послышались голоса. Видно, ублюдок-то был не один.
И когда ноги уже не гнулись, а дышать стало совсем невмочь,
лестница кончилась. Он остановился (голоса были слышны отчетливо и
близко) и осмотрелся. Он был на плоской крыше третьего яруса, на круглой
площадке шириною футов шестьдесят, с низким парапетом. Лестница
выходила посредине площадки в сводчатую комнатку шатром: низкие
дверные проемы глядели на восток и на запад. На востоке, далеко внизу, простиралась темная пустыня Мордора, полыхал Ородруин. Из кипящих
недр яростней прежнего извергались огненные потоки – такие
раскаленные, что даже здесь, за много миль, верхушку башни озарял
багровый свет. Впрочем – Сэм поглядел на запад, – это была не верхушка, а
дворик у подножия верхней сторожевой башни, того самого рога над
горным гребнем. Оконная прорезь светилась. Дверь в башню – футов за
тридцать от Сэма – была отворена, и оттуда, из черноты, и слышались
голоса.
Сэм не стал прислушиваться; он вышел из восточной дверцы и окинул
взглядом площадку – да, здесь, видать, была главная драка. Мертвецы
лежали грудами, повсюду валялись отрубленные головы, руки, ноги.
Застоялся смертный смрад. Вдруг кто-то рявкнул, кого-то ударили, раздался
злобный крик, и Сэм кинулся назад, к лестнице. Орк заорал, и это был
голос Шаграта: резкий, сиплый, начальственный.
– Ты что, Снага, очумел, как это ты не пойдешь? Да я тебя, гаденыша!
Думаешь, я ранен, так и можно отбрехаться? Иди-ка сюда, я тебе глаза
выдавлю, как Радбугу – слышал, он вопил? Вот подойдут парни, я с тобой
разберусь: скормлю тебя Шелоб!
– Не подойдет никто, ты прежде сдохнешь, – угрюмо отвечал Снага. –
Два раза уж сказал тебе: моргульская сволочь перекрыла ворота, из наших
никто не выбрался. Проскочили Лагдуф и Музгаш – и тех подстрелили.
Говорю же: я сам из окошка видел. А всем остальным – каюк.
– Вот, значит, ты и пойдешь. Мне все равно надо быть здесь; к тому же
Горбаг, подлюга, ранил меня, чтоб ему сгнить в Черной Яме! – Шаграт
разразился долгой и гнусной руганью. – Пока я его душил, он, вонючка, успел меня ножом пырнуть. Иди давай, живьем ведь слопаю. Надо скорее
обо всем доложить в Лугбурз, а то угодим в Черную Яму. Да, да, с тобой на
пару, не отвертишься, не отсидишься!
– Не пойду я на лестницу, – буркнул Снага, – плевать я хотел, что ты
начальник. Хрен тебе! И не хватайся за нож, получишь стрелу в брюхо. Да
и начальником тебе не бывать, когда Там узнают, что ты натворил.