самые плечи, а на голову нахлобучил какой-то мятый фетр – якобы шапку.
В темноте он был сущий гном.
– Что потяжелее – это вы, конечно, мне, – сказал Фродо. – Бедняги
улитки и бедные все, кто носит свой дом и свой скарб на спине!
– У меня мешок совсем легкий, сударь. Можно сколько угодно еще, –
объявил Сэм добрым и лживым голосом.
– Нет уж, Сэм! – сказал Пин. – Как-нибудь снесет, сам накладывал –
себе и нам вровень. Он тут у нас малость ожирел: пройдется, авось его
мешок вместе с ним и полегчает.
– Смилуйтесь над старым, немощным хоббитом! – со смехом
взмолился Фродо. – В конце пути меня будет качать, как на ветру. Однако
шутки в сторону. Ты, Сэм, наверняка взвалил на себя сверх всякой меры, вот сделаем привал – разберемся и переложим.
И он взялся за свой посох.
– Ночная прогулка – чего же лучше-то! – сказал он. – Отшагаем мили
три-четыре по свежему воздуху, да и на боковую.
Пошли проулком на запад, а после свернули налево, в поля, и
засеменили гуськом вдоль живых изгородей, мимо межевых рощиц, в тихой
ночной мгле. Плащи у них были темные, шли они невидимками, будто все
трое надели волшебные кольца. Когда три хоббита идут тишком да
молчком – за ними нелегко уследить. Даже осторожные полевые зверюшки
едва замечали бесшумных путников.
Ручей к западу от Норгорда перешли по лавам в одну досточку.
Извилистая черная ручьистая лента с обеих сторон обросла густым
ольшаником: ветки тянулись к воде. Еще миля-другая на юг – и они
перебежали большую дорогу от Брендидуимского моста. Оказались в
Укролье и, свернув на юго-восток, потрусили к Зеленым Холмам. Тропинка
взметнулась в гору, они оглянулись и увидели далеко позади мягкое
мерцанье огней Норгорда, рассеянных по ласковой Ручьевой долине.
Вскоре оно пропало за спусками и подъемами; вот уже и Приречье с его
мутно-серым прудом. Дальний отсвет окон крайнего домика в последний
раз просквозил деревья. Фродо обернулся и снова помахал рукою.
– Почем знать, увижу ли я еще когда-нибудь нашу долину, – негромко
проговорил он.
После трехчасового пути решено было все-таки отдохнуть. Стояла
ясная, прохладная, звездная ночь, но дымчатые клочья тумана всползали на
холмы из низменных луговин и от глубинных ручейков, – всползали и
оседали. Облетевшие березки, покачиваясь над головами хоббитов, тонкой
черной сетью веточек застилали бледное небо. Они поужинали не по-
хоббитски скромно и двинулись дальше. Вскоре они набрели на узкую
дорогу, извивавшуюся вверх-вниз по холмам, серевшую вдали во мраке:
дорогу к Лесному Чертогу и к Заводям, к Зайгордному парому. Она уводила
далеко в сторону от главного пути Ручьевой долины и, забегая на Зеленые
Холмы, вела в Лесной Угол, в глухомань Восточного удела.
Потом они угодили в овражину между высокими деревьями, по-
ночному шелестевшими сохнущими листьями. Темень была непроглядная.
Сначала они разговаривали, тихо напевали песенки, благо услышать их
было уже некому. Затем шагали молча, и Пин начал отставать. Наконец
перед крутым подъемом он остановился и зевнул.
– Ох, спать хочется, – сказал он, – того и гляди, упаду и засну. А вы