миновало Развилок, и бушевал пожар на мертвенных лугах Имлад-
Моргула. Туда и устремлялось Всевидящее Око.
Тянулись дни; Фродо нес Кольцо на юг, и на север двигались стяги
обреченного воинства. С каждым шагом убывали силы одиноких путников.
Днем врагов на дороге не было; по ночам, когда хоббиты прятались в ямах
близ обочины и беспокойно дремали, иногда слышались крики, топот сапог,
стук копыт и храп нещадно погоняемого коня. Это все их не очень пугало,
куда страшней была тяжкая, смертоносная и бессонная злоба всемогущего
Властелина, скрывшего во мраке свой черный трон. Все ближе и грозней
надвигалась она, точно стена кромешной тьмы на краю мирозданья.
Настала самая жуткая ночь; Западное ополчение дошло до выжженной
земли, а два обессиленных путника изнемогали от беспросветного
отчаяния. Четверо суток назад спаслись они от орков, но минувшие дни и
ночи слились в сплошной темный морок. За весь последний день Фродо не
вымолвил ни слова; он брел, согнувшись и спотыкаясь, не разбирая пути.
Сэм понимал, что хозяину тяжелее, что всему виною Кольцо, которое
пригнетало его к земле и не давало ему ни минуты покоя. Он с тревогой
замечал, как Фродо то и дело поднимает левую руку, будто защищаясь от
удара или заслоняя полуослепшие глаза от ужасного, ищущего их Ока. А
иногда правая рука ползла по груди, хватая цепочку, и медленно опускалась
– пока что воля одолевала искушение.
Быстро смеркалось; Фродо сидел, склонив голову между колен, плечи
обвисли, руки упирались в землю, и судорожно подергивались пальцы. Сэм
горестно смотрел на него, покуда их не скрыла друг от друга непроглядная
темнота. Слова на язык не шли, и он вернулся к своим невеселым мыслям.
Усталый, измученный страхом, из сил он, однако, не выбился. Конечно, думал он, оба они давно протянули бы ноги, кабы не эльфийские хлебцы.
Есть-то, конечно, все равно хотелось – ох, не отказался бы Сэм от каравая
хлеба на придачу к сковороде жаркого! – но, когда ешь одни путлибы, так
оно, может, и лучше. И то сказать, они придавали духу, и окрепшее тело
подчинялось власти, какой не дано смертным. Думалось же ему о том, что
по дороге дальше идти нельзя – она уводила во мрак, – а Гора возвышалась
справа, на юге; пора было сворачивать. Только путь до нее далекий, и все
по голой, дымящейся, обгорелой земле.
– Воды надо, воды! – пробормотал Сэм. Он крепился, как мог; язык
распух и, казалось, не помещался в пересохшем рту; но все равно воды
оставалось немного, меньше половины фляги, а идти еще дня два-три.
Фляга давно бы опустела, если б они не отважились выйти на оркскую
дорогу: там изредка попадались каменные водоскопы – затем, наверно,
чтобы войска не погибли от жажды среди выжженной равнины. В одном из
них на дне была вода – затхлая, загаженная орками, но на худой конец
сгодилась и такая. Однако с тех пор прошли сутки, и больше воды не
сыщешь.
Наконец, ни до чего не додумавшись и отложив заботы на завтра, Сэм
забылся прерывистым сном. Ему мерещились злобно мигающие огоньки,
какие-то ползучие тени, слышались звериные шорохи и мучительные
крики; он вздрагивал, открывал глаза: никого и ничего, глухая темень.
Только один раз, когда он, дико озираясь, вскочил на ноги, уже вроде бы
наяву привиделись бледные огоньки-глаза – мелькнули и тут же погасли.
Медленно, как бы нехотя отступила тревожная ночь. Тускло