гондорский песнопевец и, преклонив колена, испросил позволенья пропеть
новую, небывалую песнь. Но прежде сказал он:
– Внимайте! Внимайте, доблестные витязи, вожди и воины, князи и
правители; вы, воители Гондора, и вы, конники Ристании; вы, сыны
Элронда, и северные дунаданцы; вы, эльф и гном, и вы, великодушные
уроженцы Хоббитании, и весь свободный народ Запада – внимайте и
слушайте. Ибо я спою вам о девятипалом Фродо и о Кольце Всевластья.
Не веря своим ушам, Сэм звонко и радостно рассмеялся, вскочил и
воскликнул:
– О чудеса из чудес и слава небывалая! Да я и мечтать не смел, чтобы
такое сбылось!
И все воины тоже смеялись и плакали; над смехом их и плачем
вознесся чистый, ясный голос песнопевца – звончатый, серебряный,
золотой. Звенела эльфийская речь, звучали наречия Запада, сладостный
напев блаженно ранил сердца, и гореванье сливалось с восторгом, и
блаженным хмелем пьянили слезы.
Наконец, когда солнце склонилось за полдень и протянулись тени
деревьев, песнопевец закончил песнь.
– Воздайте ж им великую хвалу! – воскликнул он и опустился на
колени. Встал Арагорн, заволновалось войско, и все пошли к накрытым
столам, пошли провожать пиршеством разгоревшийся день.
Фродо и Сэма отвели в шатер; они сняли истасканную, грязную
одежду; ее бережно свернули и унесли, и новое нарядное платье было дано
им взамен. Пришел Гэндальф, держа в руках, к удивлению Фродо,
северный меч, эльфийский плащ и мифрильную кольчугу – все, что забрали
орки в Мордоре. А Сэму он принес позолоченную кольчугу и почищенный,
заштопанный плащ; и положил перед ними оба меча.
– Никакого меча мне больше не нужно, – сказал Фродо.
– Нынче вечером придется быть при мече, – отозвался Гэндальф.
Фродо взял прежний кинжал Сэма, который в Кирит-Унголе сочли его
оружием.
– А Терн – тебе, Сэм, – сказал он.
– Нет, хозяин! Вы его получили от господина Бильбо вместе с этой
серебристой кольчугой; он бы сильно удивился, если б вы меч кому-нибудь
отдали.
Фродо уступил, и Гэндальф, словно оруженосец, преклонил колена,
опоясал его и Сэма мечами и надел им на головы серебряные венцы.
Так облаченные, явились они на великое пиршество – к главному столу
возле Гэндальфа, конунга Эомера Ристанийского, князя Имраиля и других
военачальников Западного ополченья; и тут же были Гимли и Леголас.
Постояли в молчании, обратившись лицом к западу; затем явились два
отрока-виночерпия, должно быть оруженосцы: один в черно-серебряном
облачении стража цитадели Минас-Тирита, другой в бело-зеленом. Сэм
подивился, как это такие мальцы затесались среди могучих витязей, но, когда они подошли ближе, протер глаза и воскликнул:
– Смотрите-ка, сударь! Ну и дела! Да это же Пин, то бишь, прошу
прощенья, господин Перегрин Крол, и господин Мерри! Ну и выросли же
они! Батюшки! Видно, не нам одним есть чего порассказать!
– Нет, Сэм, не вам одним, – сказал Пин, радостно ему улыбаясь. – И
уж как мы станем рассказывать, так вы только держитесь – погодите, вот