семь дней – так мне сказали – ты не должна была вставать с постели.
Прошу тебя, иди обратно в свой покой.
– Я излечилась, – сказала она, – от телесного недуга, левая рука только
плоха, а это пустяки. Но недуг одолеет меня снова, если мне будет нечего
делать. Неужели нет вестей с войны? Я спрашивала у сиделок – они не
знают.
– Вестей нет, – отвечал Смотритель, – известно лишь, что войско наше
очистило Моргульскую долину и двинулось дальше. Во главе его, говорят,
наш новый полководец с севера. Это великий воин, а вдобавок целитель; никогда бы не подумал, что рука целителя может владеть мечом. У нас в
Гондоре все иначе; правда, если верить древним сказаньям, бывало и так.
Однако же многие века мы, целители, лишь врачевали раны, нанесенные
мечом. Хотя и без этих ран дела бы нам хватило: сколько в мире болезней и
немощей, а тут еще войны и всякие сражения.
– Да нет, господин Смотритель, во всякой войне один – зачинщик,
другой же воюет поневоле, – возразила Эовин. – Но кто за меч не берется,
от меча и погибнет. Ты что, хотел бы, чтобы народ Гондора собирал травы,
пока Черный Властелин собирает войска? А бывает, что исцеленье вовсе не
нужно. Иной раз лучше умереть в битве, принять жестокую смерть. Я бы ее
и выбрала, будь мой выбор.
Смотритель поглядел на нее. Высокая и стройная, со сверкающими
глазами на бледном лице, она сжала в кулак здоровую руку и повернулась к
окну, выходившему на восток. Он вздохнул и покачал головой. Наконец она
снова обратилась к нему.
– Что толку бездельничать! – сказала она. – Кто у вас в городе
главный?
– Право, не знаю, царевна, – замялся он. – Не по моей это части. Над
мустангримцами, которые остались, начальствует их Сенешаль, городом
ведает наш Хранитель ключей Турин. А вообще-то правитель, новый
наместник, у нас, само собой, Фарамир.
– Где его искать?
– Искать его не надо, царевна, он здесь, в Палатах. Он был тяжело
ранен, теперь поправляется. Только я вот не знаю…
– Может, ты меня к нему отведешь? Тогда и узнаешь.
* * *
Фарамир одиноко прогуливался по саду возле Палат Врачеванья; под
теплыми лучами солнца его тело понемногу оживало, но на душе было
тяжко, и он то и дело подходил к восточной стене. Обернувшись на зов
Смотрителя, он увидел Эовин и вздрогнул от жалости – так печально было
ее измученное лицо.
– Государь, – сказал Смотритель, – это ристанийская царевна Эовин.
Она сражалась вместе с конунгом, была жестоко ранена и оставлена на
моем попечении. Но моим попечением она недовольна и хочет говорить с
Градоправителем.
– Не ошибись, государь, – сказала Эовин. – Я не жаловаться пришла. В
Палатах все как нельзя лучше – для тех, кто хочет излечиться. Мне же
тягостны праздность, безделье, заточение. Я искала смерти в бою и не
нашла ее, но ведь война не кончилась…
По знаку Фарамира Смотритель с поклоном удалился.
– Чем я могу помочь тебе, царевна? – спросил Фарамир. – Как видишь,