по-летнему гондорские луга и поля. Прискакали вестники с Каир-Андроса,
и столица украшалась, готовясь встречать Государя. Мерри вызвали к
войску, и он уехал с обозом в Осгилиат, где ждал его корабль на Каир-
Андрос. Фарамир не поехал: исцелившись, он взял в свои руки бразды
правленья, пусть и не надолго, но дела не ждали, недаром же он был пока
что наместник.
И Эовин осталась в Минас-Тирите, хотя брат просил ее явиться к
торжествам на Кормалленском поле. Фарамир был этим слегка удивлен;
впрочем, они почти не виделись, он был занят с утра до вечера, а она не
покидала Палат Врачеванья, только бродила по саду, – и снова стала
бледная и печальная, одна во всем городе. Смотритель Палат встревожился
и доложил об этом Фарамиру.
Тогда Фарамир явился к Палатам, нашел ее – и снова стояли они рядом
на городской стене. И Фарамир сказал:
– Эовин, почему ты осталась в городе, почему не поехала на
Кормаллен за Каир-Андросом, на торжества, где тебя ждут?
Она ответила:
– А ты сам не догадываешься, почему?
Он сказал:
– Могут быть две причины, только не знаю, какая из них истинная.
– Ты попроще говори, – сказала она. – Не люблю загадок!
– Ну что ж, царевна, объясню попроще, коли хочешь, – сказал он. –
Либо ты не поехала потому, что всего лишь брат твой позвал тебя и тебе не
хотелось видеть Арагорна, потомка и наследника Элендила, чье торжество
для тебя не в радость. Либо же потому, что я туда не поехал, а ты успела
привыкнуть ко мне. Может статься, от того и от этого, и сама ты не знаешь
отчего. Скажи, Эовин, ты любишь меня или этой любви тебе не надо?
– Пусть бы меня лучше любил другой, – отозвалась она. – А жалости
мне и вовсе ничьей не надо.
– Это я знаю, – сказал он. – Ты искала любви Государя нашего
Арагорна. Да, он могуч и велик, и ты мечтала разделить его славу,
вознестись вместе с ним над земным уделом. Точно юный воин, влюбилась
ты в полководца. Да, высоко вознесла его судьба, и он достоин этого, как
никто другой. Но когда он взамен любви предложил тебе пониманье и
жалость, ты отвергла то и другое и предпочла умереть в бою. Погляди на
меня, Эовин!
Долгим взглядом посмотрела Эовин на Фарамира, а тот промолвил:
– Эовин, не гнушайся жалостью, это дар благородного сердца! А мой
тебе дар – иной, хоть он и сродни жалости. Ты – царевна-воительница, и
слава твоя не померкнет вовеки; но ты, дорогая, прекраснее всех на свете, и
даже эльфийская речь бессильна описать твою красоту. И я тебя люблю.
Прежде меня тронуло твое горе, нынче же знаю: будь ты как угодно весела
и беспечна, будь ты даже беспечальной княжной гондорской, все равно я
любил бы тебя. Ты не любишь меня, Эовин?
Сердце ее дрогнуло, и увиделось все по-иному, будто вдруг минула
зима и разлился солнечный свет.
– Да не может быть! – сказала она. – Я стою на стене Минас-Анора, Крепости Заходящего Солнца, и нет больше душной тьмы! Я, кажется,
очнулась: я не хочу состязаться с нашими конниками и петь наши песни о
радости убийственной брани. Лучше я стану целительницей, буду беречь