Каштаны повырубили. Откосы изрыли, живые изгороди обломали. На
голом, вытоптанном поле не было ни травинки, только сгрудились телеги и
фургоны. Исторбинка зияла песчаным карьером; громоздились груды
щебня. Торба и не видна была за черными двухэтажными бараками.
– Срубили, гады! – воскликнул Сэм. – Праздничное Дерево срубили! –
Он показал туда, где восемнадцать лет назад Бильбо произнес Прощальную
речь, а теперь лежал, раскинувшись, гниющий древесный труп. Это было
уж слишком – и Сэм заплакал.
Но его всхлипы прервал громкий смех. На низкую мельничную ограду
тяжко облокотился здоровенный хоббит, чумазый и засаленный.
– Чего, Сэмчик, не нравится? – хохотнул он. – Ну, так ты и всегда был
сопливец. А я-то думал, ты отвалил куда-то там такое на корабле, плывешь
и уплываешь, как ты, помнится, языком трепал. Зачем обратно-то
приперся? Мы тут, в Хоббитании, работаем, понял, дело делаем.
– Оно и видно, – сказал Сэм. – Умыться некогда, надо брюхом забор
обтирать. Только вы учтите, сударь Пескунс, что я вернулся сводить счеты,
а будете зубы скалить – посчитаемся и с вами: ох и дорогонько это вам
обойдется!
– Иди ты знаешь куда! – сплюнул через забор Тод Пескунс. –
Попробуй тронь меня: мы с Вождем друзья. Вот он тебя, это да, тронет, чтоб ты тут не нахальничал.
– Да оставь ты дурака в покое, Сэм! – сказал Фродо. – Надеюсь, таких
порченых, как он, раз-два и обчелся, иначе плохо наше дело. Вот он, настоящий-то вред, хуже всего остального разорения.
– Эх, Пескунс, Пескунс, мурло ты неумытое, – сказал Мерри. – А
вдобавок и правда дурак дураком: протри глаза-то! Мы как раз и едем к
твоему приятелю-вождю – за ушко его да на солнышко. А с Большими
Начальниками ты, я вижу, забыл попрощаться.
Тод застыл с разинутым ртом, увидев, как из-за моста по знаку Мерри
выступил отряд ополченцев. Он побежал на мельницу, схватил рог и
громко затрубил.
– Не надрывайся! – насмешливо крикнул Мерри. – Без тебя обойдется!
Он поднял свой серебряный рог, и звонкий, повелительный призыв
разнесся по круче; из землянок, сараев, нор и развалин послышались
ответные крики хоббитов, и немалая толпа, шумная и радостная, повалила
вслед за отрядом к Торбе.
Наверху все остановились; вперед пошли Фродо с друзьями: наконец-
то они вернулись в знакомый, любимый дом. Сада не стало; на месте его
выросли, теснясь у окон на запад, хибары и сараи, заслонявшие белый свет.
Повсюду расползались мусорные кучи. Дверь была вся исцарапана, цепка
звонка мертвенно свисала: напрасно ее дергали, понапрасну стучались.
Наконец дверь толкнули, она отпахнулась. Их обдало холодной, тухлой,
нежилой вонью: похоже, дом был пуст.
– Куда же подевался этот собачий Лотто? – сказал Мерри. Они обошли
все комнаты: ни живой души, одни крысы с мышами. – Может, скажем,
пусть обыщут все сараи?
– Да это хуже Мордора! – воскликнул Сэм. – Гораздо хуже, коли на то
пошло. Говорят: каково на дому, таково и самому, и вот он, наш дом, загаженный и оскверненный, точно память обманула!
– Да-да, это нашествие Мордора, – подтвердил Фродо. – Мордорская
мертвечина. Саруман плодил мертвечину, а это и была главная заповедь
Властелина Мордора, хотя сам-то маг думал, что он всех перехитрил. И