– Розочка же, ну Роза Кроттон, – объяснил Сэм. – Ей, бедняжке,
оказывается, вовсе не понравилось, что я с вами поехал; ну, я-то с ней тогда
еще не разговаривал напрямик, вот она и промолчала. А какие же с ней
разговоры, когда сперва надо было, сами знаете, дело сделать. Теперь вот я
говорю ей: так, мол, и так, а она: «Да уж, – говорит, – год с лишним
прошлялся, пора бы и за ум взяться». – «Прошлялся? – говорю. – Ну, это уж
ты слишком». Но ее тоже можно понять. И я, как говорится, прямо-таки на
две части разрываюсь.
– Теперь понял, – сказал Фродо. – Ты хочешь жениться, а меня не
бросать? Сэм, дорогой, все проще простого! Женись хоть завтра – и
переезжайте с Розочкой в Торбу. Разводите семью: чего другого, а места
хватит.
Так и порешили. Весною 1420 года Сэм Скромби женился на Розе
Кроттон (в ту весну что ни день были свадьбы), и молодые поселились в
Торбе. Сэм считал себя счастливчиком, а Фродо знал, что счастливчик-то
он, потому что во всей Хоббитании ни за кем так заботливо не ухаживали.
Когда все наладилось и всюду разобрались, он зажил тише некуда: писал, переписывал и перебирал заметки. На Вольной Ярмарке он сложил с себя
полномочия Заместителя Головы; Головою снова стал старина Вил Тополап
и очередные семь лет восседал во главе стола на всех празднествах.
Мерри с Пином для начала пожили в Кроличьей Балке, то и дело
наведываясь в Торбу. Они разъезжали по Хоббитании в своих невиданных
нарядах, рассказывали были и небылицы, распевали песни, устраивали
пирушки – и прославились повсеместно. Их называли «вельможными», но
отнюдь не в укор: радовали глаз их сверкающие кольчуги и узорчатые
щиты, радовали слух их песни и заливистый смех. На диво рослые и
статные, в остальном они мало изменились: разве что стали еще
приветливее, шутливее и веселее.
А Фродо и Сэм одевались, как прежде, и лишь в непогоду их видели в
длинных и легких серых плащах, застегнутых у горла изумительными
брошами, а господин Фродо всегда носил на шее цепочку с крупной
жемчужиной, к которой часто притрагивался.
…Все шло как по маслу, от хорошего к лучшему; Сэм с головой
погрузился в счастливые хлопоты и чуть сам себе не завидовал. Ничем бы
год не омрачился, если б не смутная тревога за хозяина. Фродо как-то
незаметно выпал из хоббитской жизни, и Сэм не без грусти замечал, что не
очень-то его и чтут в родном краю. Почти никому не было дела до его
приключений и подвигов; вот господина Мериадока и господина Перегрина
– тех действительно уважали, теми не уставали восхищаться. Очень высоко
ставили и Сэма, но он об этом не знал. А осенью пробежала тень былых
скорбей.
Однажды вечером Сэм заглянул в кабинет к хозяину; тот, казалось,
был сам не свой – бледен как смерть, и запавшие глаза устремлены в
незримую даль.
– Что случилось, господин Фродо? – воскликнул Сэм.
– Я ранен, – глухо ответил Фродо, – ранен глубоко, и нет мне
исцеленья.
Но и этот приступ быстро миновал; на другой день он словно и забыл
о вчерашнем. Зато Сэму припомнилось, что дело-то было шестого октября:
ровно два года назад ложбину у вершины Заверти затопила темень.