– Пожалуй, что и так, – согласился Фродо, не отрывая глаз от огня.
Бирюк задумчиво глянул на него.
– Вы, я вижу, своей головой жить хотите, – заметил он. – И то сказать:
пора уж. Да и про этого черного вы, поди, больше моего знаете, вряд ли я
вас очень-то удивил. Знаете – и ладно, держите про себя, я не любопытный.
А на душе у вас, видать, неспокойно. Думаете, как бы по-тихому добраться
до парома, так?
– Думаю, – признался Фродо. – Только думать тут нечего, надо идти, и
будь что будет. Спасибо вам за доброту вашу! Я ведь вас и ваших собак, не
поверите, тридцать лет побаивался. Сдуру, конечно: был бы у меня
надежный друг. Эх, жалко мне от вас уходить. Ну, может, еще наведаюсь, тогда и посидим.
– Милости просим, – сказал Бирюк. – А пока вот чего. Время к закату,
нам пора ужинать, мы ведь ложимся и встаем вместе с солнцем. Может, поужинаете у нас?
– Большое спасибо, – отозвался Фродо. – Только боюсь, медлить нам
нельзя. Уж и так еле-еле к ночи доберемся до переправы.
– Та-та-та, ух, спешка, слова сказать не дадут. А я о чем: поужинаем, у
меня есть крытая повозка, вот я вас и довезу. Оно и быстрее будет, и
надежнее, а то мало ли что.
Это меняло дело, и Фродо согласился – к великому облегчению своих
спутников. Солнце почти скрылось за холмами, сумерки густели. Явились
двое сыновей и три дочери Бирюка; громадный стол накрыли мгновенно,
еды хватило бы на добрую дюжину гостей. Принесли свечи, разожгли
камин. Пива было сколько угодно; главное блюдо, тушеные грибы с
ветчиной, подобрали дочиста. Собаки лежали у огня и обгладывали кости.
После ужина Бирюк и его сыновья ушли с фонарями готовить повозку.
Когда гости вышли, на дворе было совсем темно. Они уложили мешки и
пристроились сами. Бирюк хлопнул вожжами по бокам двух откормленных
пони. Жена его стояла в освещенных дверях.
– Ты сам-то поосторожней! – крикнула она. – С чужими не задирайся,
довезешь – и прямо домой.
– Ладно, – сказал он, и повозка выехала за ворота.
Ночь была тихая, совсем безветренная, но прохладная.
Ехали медленно, без фонаря; до плотины – по дороге, а там –
насыпью. У перепутья Бирюк слез, поглядел туда-сюда – темнота
непроглядная, и ни звука. Речной туман клубился над запрудой и
расползался по полям.
– Ишь, темень, – сказал Бирюк. – Ну, обратно-то я фонарь зажгу, а
сейчас так.
До парома было больше пяти миль. Хоббиты сидели, плотно
укутавшись в плащи; слышен был только скрип колес да перестук копыт.
Фродо казалось, что повозка не едет, а едва ползет. Пин клевал носом; Сэм
настороженно глядел в туман.
Наконец справа смутно забелелись два высоких столба – поворот к
парому. Бирюк натянул вожжи; повозка приостановилась на повороте и
съехала под гору. Снова миг тишины… а потом все услышали тот самый
звук, который боялись услышать, – клацанье копыт. Оно приближалось от
реки.
Бирюк соскочил с передка, обхватил лошадиные шеи, чтобы пони не
фыркали, и уставился в туманный мрак. Крепь-крап, крепь-крап – хрупали