Мерри провел пони по паромным мосткам, следом сошли остальные
путники. Он неторопливо оттолкнулся длинным шестом, и между паромом
и пристанью поплыли мощные, медленные струи Брендидуима. Восточный
берег был крут; от причала мерцающей цепочкой фонарей отходила
извилистая дорожка; на Косой Горе перемигивались в тумане красные и
желтые огоньки: окна Хоромин-у-Брендидуима, древней усадьбы
Брендизайков.
Давным-давно Горемык Побегайк, глава стариннейшего в Болотище, а
то и во всей Хоббитании семейства, переплыл реку, которая поначалу была
хоббитанской восточной границей. Он выстроил (и вырыл) Хоромины и
стал из Побегайка Брендизайком, правителем почти что независимого края.
Семейство его плодилось и множилось, правил он долго-долго, постройки
первоначального поместья со временем заняли все склоны Горы, и стало у
Хоромин три роскошных подъезда, много других дверей и около сотни
окон. Брендизайки и их многочисленные родичи принялись сначала рыть, а
потом и строить, и застроили всю округу. Закладкой Хоромин началась
история Забрендии, густо населенной и почти независимой области
Хоббитании, полоски земель между рекой и Вековечным Лесом. Главное
здешнее селение, сгрудившееся на всхолмье за Хороминами, именовалось
Зайгордом.
Жители Болотища подружились с Брендизайками, и власть Управителя
Хоромин (так именовался глава семейства) признавали все до одного
хуторяне от Заводей до Камышовника. Однако в доброй старой Хоббитании
жители Заячьих Холмов слыли чудаками, если не чужаками. Хотя, если
рассудить здраво, они мало в чем отличались от хоббитов из четырех
уделов. Разве что в одном: любили плавать на лодках, а некоторые даже и
без лодок.
С востока никакого заслона поначалу не было, но потом Брендизайки
поставили высокую изгородь и назвали ее Отпорной Городьбою. Она была
поставлена давным-давно и с тех пор ушла ввысь и разрослась вширь: ее
подправляли из года в год. Лукою выгибалась она от Брендидуимского
моста до самого устья Ветлянки – миль двадцать с лишком. Защищать-то
защищала, но, к сожалению, не очень. Лес так и норовил подобраться к
Городьбе, и в Забрендии запирали на ночь входные двери, чему в
Хоббитании даже верить не хотели.
Паром тихо подплывал к чужому берегу. Переправа была в новинку
только Сэму, и ему казалось, что речные струи отделяют его от былой
жизни, оставшейся в тумане: впереди зияла черная неизвестность. Он
почесал в затылке и подумал: «Вот ведь неймется-то! Жили бы да жили!»
Хоббиты спрыгнули с парома. Мерри зачаливал, а Пин уже вел пони
по дорожке. Сэм в последний раз оглянулся на Хоббитанию и сиплым
шепотом вымолвил:
– Гляньте-ка, сударь! Кажется мне, что ли?
На дальней пристани, в тусклом свете фонарей, кто-то появился – кто-
то или что-то, черный живой мешок, колыхавшийся у причала. Сперва он
ползал и словно бы обнюхивал пристань, а потом попятился и скрылся в
тумане за фонарями.
– Это что еще за новости в Хоббитании? – вытаращил глаза Мерри.
– Это за нами по пятам, – сказал Фродо. – И больше пока не