и зловеще клацнул запор.
– Ну вот! – сказал Мерри. – Путь назад закрыт. Прощай, Хоббитания,
перед нами Вековечный Лес.
– А про него правду рассказывают? – спросил Пин.
– Смотря что рассказывают, – отвечал Мерри. – Если ты про те
страсти-мордасти, какими Толстика пугали в детстве, про леших, волков и
всякую нечисть, то вряд ли. Я в эти байки не верю. Но Лес и правда чудной.
Все в нем какое-то настороженное, не то что в Хоббитании. Деревья здесь
чужаков не любят и следят-следят-следят за ними во все… листья, что
ли? – глаз-то у них нет. Днем это не очень страшно, пусть себе следят.
Бывает, правда, иногда – одно ветку на тебя обронит, другое вдруг корень
выставит, третье плющом на ходу оплетет. Да это пустяки, а вот ночью, мне
говорили… Сам-то я ночью был здесь раз или два, и то на опушке. Мне
казалось, будто деревья шепчутся, судачат на непонятном языке и сулят
что-то недоброе; ветра не было, а ветки все равно колыхались и шелестели.
Говорят, деревья могут передвигаться и стеной окружают чужаков. Когда-то
они даже к Городьбе подступали: появились рядом с нею, стали ее
подрывать и теснить, клонились на нее сверху. Тогда хоббиты вышли,
порубили сотни деревьев, развели большой костер и выжгли вдоль
Городьбы широкую полосу. Лес отступил, но обиды не забыл. А полоса и
сейчас еще видна – там, немного подальше в Лесу.
– Деревья – и всё? – опять спросил Пин.
– Да нет, еще водятся будто бы разные лесные чудища, – ответил
Мерри, – только не тут, а в долине Ветлянки. Но тропы и здесь кто-то
протаптывает: зайдешь в Лес, а там, откуда ни возьмись, тропа, и вдобавок
неверная – леший ее знает, куда поведет, да каждый раз по-разному. Тут
раньше была одна неподалеку, хотя теперь, может, и заросла, – большая
тропа к Пожарной Прогалине, и за ней маленькая тропка вела наискось, примерно в нужную сторону, на северо-восток. Авось разыщу.
Из нескончаемого оврага вывела наверх, в Лес, еле заметная дорожка,
вывела и тут же исчезла. Въезжая под деревья, они оглянулись: позади
смутной полосой чернела Городьба – вот-вот скроется из виду. А впереди
были только стволы и стволы, впрямь и вкривь, стройные и корявые,
гладкие и шишковатые, суковатые и ветвистые, серо-зеленые, обомшелые,
обросшие лишайником.
Не унывал один Мерри.
– Ты ищи, ищи свою большую тропу, – хмуро понукал его Фродо. –
Того и гляди, растеряем друг друга или все вместе заплутаемся!
Пони наудачу пробирались среди деревьев, осторожно ступая между
извилистыми, переплетающимися корнями. Не было никакого подлеска,
никакого молодняка. Пологий подъем вел их в гору, и деревья нависали все
выше, темнее, гуще. Стояла глухая тишь; иногда по неподвижной листве
перекатывалась и шлепалась вниз набрякшая капля. Ветви словно замерли,
ниоткуда ни шелеста; но хоббиты понимали, что их видят, что их
рассматривают – холодно, подозрительно, враждебно. Причем все
враждебнее да враждебнее: они то и дело судорожно оборачивались и
вскидывали головы, точно опасаясь внезапного нападения. Тропа не
отыскивалась, деревья заступали путь, и Пин вдруг почувствовал, что
больше не может.
– Ой-ой-ой! – жалобно закричал он во весь голос. – Я ничего худого не