уверенность, что у меня скарлатина.
Счастливым, здоровым человеком вошел я в эту читальню, а вышел из нее
разбитым инвалидом.
Я отправился к своему врачу. Это мой старый товарищ, и когда мне кажется,
что я болен, он щупает мне пульс, смотрит мой язык и разговаривает со
мной о погоде – все, конечно, даром. Я решил, что сделаю доброе дело,
если пойду к нему сейчас. «Все, что нужно врачу, – подумал я, – это иметь
практику. Он будет иметь меня. Он получит от меня больше практики, чем от
тысячи семисот обычных больных с одной или двумя болезнями».
Итак, я прямо направился к нему. Он спросил:
– Ну, чем же ты болен?
Я ответил:
– Я не стану отнимать у тебя время, милый мой, рассказывая о том, чем я
болен. Жизнь коротка, и ты можешь умереть раньше, чем я кончу. Но я скажу
тебе, чем я не болен. У меня нет воспаления коленной чашечки. Почему у
меня нет воспаления коленной чашечки, я сказать не могу, но факт остается
фактом – этой болезни у меня нет. Зато все остальные болезни у меня есть.
И я рассказал ему, как мне удалось это обнаружить. Тогда он расстегнул
меня и осмотрел сверху донизу, потом взял меня за руку и ударил в грудь,
когда я меньше всего этого ожидал, – довольно-таки подлая выходка, по
моему мнению, – и вдобавок боднул меня головой. Затем он сел, написал
рецепт, сложил его и отдал мне. Я положил рецепт в карман и ушел.
Я не развертывал рецепта. Я отнес его в ближайшую аптеку и подал.
Аптекарь прочитал рецепт и отдал мне его обратно. Он сказал, что не
держит таких вещей.
Я сказал:
– Вы аптекарь?
Он сказал:
– Я аптекарь. Если бы я совмещал в себе универсальный магазин и семейный
пансион, то мог бы услужить вам. Но, будучи всего лишь аптекарем, я в
затруднении.
Я прочитал рецепт. Он гласил:
«1-фунтовый бифштекс и 1 пинта горького пива каждые 6 часов.
1 десятимильная прогулка ежедневно по утрам.
1 кровать ровно в 11 ч. вечера.
И не забивать себе голову вещами, которых не понимаешь».
Я последовал этим указаниям с тем счастливым результатом – если говорить
за себя, – что моя жизнь была спасена и я до сих пор жив.
Теперь же, возвращаясь к проспекту о пилюлях, у меня, несомненно, были
все симптомы болезни печени, главный из которых – «общее нерасположение
ко всякого рода труду».
Сколько я перестрадал в этом смысле – не расскажешь словами! С самого
раннего детства я был мучеником. В отроческом возрасте эта болезнь не
покидала меня ни на один день. Никто не знал тогда, что все дело в
печени. Медицинской науке многое в то время было еще неизвестно, и мой
недуг приписывали лености.
– Эй ты, чертенок, – говорили мне, – встань и займись чем-нибудь, что ли!
Никто, конечно, не знал, что я нездоров.
Мне не давали пилюль, мне давали подзатыльники. И, как это ни покажется