И она здесь, передо мной лежит на кровати голая. Острые соски
просятся в рот. И ноги - длинные, с легким загаром, они где-то отдыхали с
Николасом, иначе не объяснить, она сама светлая, бледная, чистая.
– Попробуешь? - ее голос, и каблук ее туфель уперся мне в губы.
Надавил. Прошелся по нижней, царапая подметкой. - Поцелуй.
Перехватил ее ногу, в обшитой мягкой тканью туфле, чмокнул в
бантик. Но она вырвалась.
– Сначала поцелуй, - ткнула каблуком мне в губы. – А потом получишь
меня.
Получу ее?
Посмотрел на брата по ту сторону кровати - он в шоке. Он сам меня
позвал. Но это не ему предлагают целовать каблуки и остаться в этом
номере - на него она не смотрит вообще.
Она ему мстит? За меня? Нет?
Я не знаю.
Но мне плевать, я с ней.
– Поцелую, - перехватил ее лодыжку. Чмокнул косточку. - И каблук. И
что хочешь. Только если будем вдвоем. И твой муж выйдет.
Глава 33
АлисаНиколас не выйдет отсюда - это ясно, стоит посмотреть на его
лицо.
А у меня в ушах шумит и перед глазами все расплывается от
собственной смелости. И такого откровенного предложения.
Целовать каблуки.
Какой мужчина согласится?
Виктор - он время тянет, он точно ждет, чтобы мы остались вдвоем, и
потом я уже не выберусь из объятий, в темных глазах жадность,
нетерпение, капля злости.
Мысли разбегаются, я как пьяная, одна, в номере с двумя мужчинами.
- Похоже, ты много просишь, Алиса, - вздрагиваю от голоса мужа, негромкого, низкого, хриплого. Его длинные пальцы обвивают лодыжку, подтягивает меня по кровати к себе. - А ведь в этой постели запретов быть
не должно. И условия диктовать - нет у него права.
Ник говорит это мне, а смотрит на брата.
Усмехается.
Его лицо приближается, он сжимает мою ногу, приоткрывает пухлые
губы.
И обхватывает каблук.
Глаз с него не свожу. Он, правда, делает это - целует мою туфлю и ни
капли смущения на лице, Ник свои слова подтверждает, показывает -
запретов никаких.
Его язык скользит по каблуку выше. Мокрой змеей. И у меня между ног
тоже мокро, и горячо, как в печке.
Он отстраняется. И смотрит на Виктора. С трудом отрываю взгляд от
лица мужа, в слабом свете ночника по нему бегут тени, оно всеми нотками
порока раскрашено, всем бесстыдством, какое только может в человеке
быть.
Мои стоны с экрана в эту картинку вплетаются.
Голая кожа в мурашках вся, лежу и дрожу. Сглатываю и поворачиваюсь
на Виктора.
- Перестань, - он морщится и отталкивается от кровати, выпрямляется.