местные сообщения для своей газеты, после обеда
съездил за город на рыбалку, но поймал только
несколько мелких рыбешек и сразу же беспечно
швырнул их обратно в реку; а в три часа, сам не заметив,
как это вышло, — ведь он как будто об этом и не думал
вовсе, — очутился в своей машине на некоей улице. Он с
удивлением смотрел, как руки его сами собой
поворачивают руль и машина, описав широкий полукруг,
подъезжает к увитому плющом крыльцу. Он вылез,
захлопнул дверцу, и тут оказалось, что машина у него
мятая и обшарпанная, совсем как его изжеванная и
видавшая виды трубка, — в огромном зеленом саду
перед свежевыкрашенным трехэтажным домом в
викторианском стиле это особенно бросалось в глаза. В
дальнем конце сада что-то колыхнулось, донесся чуть
слышный оклик, и он увидел мисс Лумис — там, вдалеке,
в ином времени и пространстве, она сидела одна и
ждала его; перед ней мягко поблескивало серебро
чайного сервиза.
— В первый раз вижу женщину, которая вовремя
готова и ждет, — сказал он, подходя к ней. — Правда, я
и сам первый раз в жизни прихожу на свиданье вовремя.
— А почему? — спросила она и выпрямилась в
плетеном кресле.
— Право, не знаю, — признался он.
— Ладно. — Она стала разливать чай. — Для начала:
что вы думаете о нашем подлунном мире?
— Я ничего о нем не знаю.
— Говорят, с этого начинается мудрость. Когда
человеку семнадцать, он знает все. Если ему двадцать
семь и он по-прежнему знает все — значит, ему все еще
семнадцать.
— Вы, видно, многому научились за свою жизнь.
— Хорошо, все-таки, старикам — у них всегда такой
вид, будто они все на свете знают. Но это лишь
притворство и маска, как всякое другое притворство и
всякая другая маска. Когда мы, старики, остаемся одни,
мы подмигиваем друг другу и улыбаемся: дескать, как
тебе нравится моя маска, мое притворство, моя
уверенность? Разве жизнь — не игра? И ведь я недурно
играю?
Они оба посмеялись. Билл откинулся на стуле и
впервые за много месяцев смех его звучал естественно.
Потом мисс Лумис обеими руками взяла свою чашку и
заглянула в нее.
— А знаете, хорошо, что мы встретились так поздно.
Не хотела бы я встретить вас, когда мне был двадцать
один год и я была совсем еще глупенькая.
— Для хорошеньких девушек в двадцать один год