— Так вы думаете, я была хорошенькая?
Он добродушно кивнул.
— Да с чего вы это взяли? — спросила она. — Вот вы
увидели дракона, он только что съел лебедя; можно ли
судить о лебеде по нескольким перышкам, которые
прилипли к пасти дракона? А ведь только это и осталось
— дракон, весь в складках и морщинах, который сожрал
белую лебедушку. Я не вижу ее уже много-много лет. И
даже не помню, как она выглядела. Но я ее чувствую.
Внутри она все та же, все еще жива, ни одно перышко
не слиняло. Знаете, в иное утро, весной или осенью, я
просыпаюсь и думаю: вот сейчас побегу через луга в лес
и наберу земляники! Или поплаваю в озере, или стану
танцевать всю ночь напролет, до самой зари! И вдруг
спохватываюсь. Ах ты, пропади все пропадом! Да ведь
он меня не выпустит, этот дряхлый развалина-дракон. Я
как принцесса в рухнувшей башне — выйти невозможно,
знай себе сиди да жди Прекрасного принца.
— Вам бы книги писать.
— Дорогой мой мальчик, я и писала. Что еще
оставалось делать старой деве? До тридцати лет я была
легкомысленной дурой и только и думала, что о забавах,
развлечениях да танцульках. А потом единственному
человеку, которого я по-настоящему полюбила, надоело
меня ждать, и он женился на другой. И тут на зло самой
себе я решила: раз не вышла замуж, когда улыбнулось
счастье, — поделом тебе, сиди в девках! И принялась
путешествовать.
На
моих
чемоданах
запестрели
разноцветные наклейки. Побывала я в Париже, в Вене, в
Лондоне — и всюду одна да одна, и тут оказалось: быть
одной в Париже ничуть не лучше, чем в Грин-Тауне,
штат Иллинойс. Все равно где — важно, что ты одна.
Конечно, остается вдоволь времени размышлять,
шлифовать свои манеры, оттачивать остроумие. Но иной
раз я думаю: с радостью отдала бы острое словцо или
изящный реверанс за друга, который остался бы со мной
на субботу и воскресенье лет, эдак, на тридцать.
Они молча допили чай.
— Вот какой приступ жалости к самой себе, —
добродушно сказала мисс Лумис. — Давайте поговорим о
вас. Вам тридцать один и вы все еще не женаты?
— Я бы объяснил это так: женщины, которые живут,
думают и говорят, как вы, — большая редкость, —
сказал Билл.
— Бог ты мой, — серьезно промолвила она. — Да