ложиться спать! Так что уж один-то раз в день
непременно бывает счастливый конец. Наутро встанешь
и, может, все пойдет — хуже некуда. Но тогда я сразу
вспомню, что вечером опять лягу спать и, как полежу
немножко, все опять станет хорошо.
— Да нет, я про мистера Форестера и про старую
мисс Лумис.
— Так ведь она умерла, что ж тут поделаешь.
— Я знаю. Только тут все равно что-то не так, верно?
— А, ты вон про что! Ему-то кажется, что она все
молоденькая, совсем как на той карточке, а на самом
деде ей уже целый миллион лет — про это, да? Ну, а по-
моему, это просто здорово!
— Как так здорово?
— За последнее время мистер Форестер мне
понемножку про все это рассказывал и я под конец
сообразил, что к чему, и давай реветь — прямо как
девчонка! Даже сам не знаю, с чего это я. Только мне
вовсе не хочется, чтобы было по-другому. Ведь будь оно
по-другому, нам с тобой и говорить бы не о чем. И потом,
мне нравится плакать. Как поплачешь хорошенько,
сразу кажется, будто опять утро и начинается новый
день.
— Вот теперь понятно!
— Да ты и сам любишь поплакать, только не
признаешься. Поплачешь всласть, и потом все хорошо.
Вот тебе и счастливый конец. И опять охота бежать на
улицу и играть с ребятами. И тут, глядишь, начинается
самое неожиданное! Вот и мистер Форестер вдруг
подумает-подумает и поймет, что тут уж все равно
ничего не поделаешь, да как заплачет, потом поглядит,
а уже опять утро, хоть бы на самом деле было пять
часов дня.
— Что-то непохоже это на счастливый конец.
— Надо только хорошенько выспаться, или пореветь
минут десять, или съесть целую пинту шоколадного
мороженого, а то и все это вместе — лучшего лекарства
не придумаешь. Это тебе говорит Том Сполдинг, доктор
медицины.
— Да замолчите вы, — сказал Чарли. — Мы уже почти
пришли.
Они завернули за угол.
Среди зимы они, бывало, искали следы и признаки
лета и находили их в топках печей в подвалах или в
вечерних кострах на краю пруда, превращенного в
каток. Теперь, летом, они искали хоть малейшего
отзвука, хоть напоминания о забытой зиме.
За углом в их разгоряченные лица дохнуло
свежестью, словно легкий моросящий дождик брызнул