хлопушки валяются в лимонных и земляничных лужицах
растаявшего мороженого. Странно: душные комнаты,
там, за бронзовыми дверными молотками и ручками,
битком набиты, люди задыхаются, все в испарине.
Бейсбольные мячи и биты валяются на пустынных
лужайках. На раскалившемся за день тротуаре, от
которого идет пар, не дорисованы белым мелом
«классы»… Точно секунду назад кто-то объявил, что
сейчас грянет трескучий мороз.
— Мы просто сумасшедшие! Надо же — в такой
вечер бродить по улицам! — заметила Элен.
— Душегуб не убьет сразу трех, — ответила
Лавиния. — Втроем не опасно. И потом, бояться еще
рано. Он убивает не чаще одного раза в месяц.
На их перепуганные лица упала тень. За деревом
кто-то стоял. И, словно кулак, обрушился на клавиши
органа, все три пронзительно вскрикнули на разные
голоса.
— Ага, поймал! — зарычал густой бас.
И вот перед ними человек. Стремительно выскочил
на свет и хохочет. Прислонился спиной к дереву, за
которым только что прятался, указывает на девушек
пальцем и знай себе хохочет!
— Эй, вы! Это я и есть Душегуб!
— Фрэнк Диллон!
— Фрэнк!
— Фрэнк, — сказала Лавиния. — Если вы еще когда-
нибудь выкинете такую дурацкую шутку, пусть вас
изрешетят пулями.
— Как не стыдно! — и Франсина истерически
зарыдала.
Улыбка сбежала с губ Фрэнка.
— Прошу прощенья, я никак не думал…
— Уходите! — сказала Лавиния. — Разве вы не
слыхали про Элизабет? Ее нашли мертвую в овраге. А вы
бегаете по ночам и пугаете женщин. Молчите, мы не
хотим больше слышать ни слова.
— Послушайте, погодите…
Они пошли прочь. Он двинулся было за ними.
— Оставайтесь здесь, мистер Душегуб, пугайте
самого себя. Пойдите, посмотрите на лицо Элизабет
Рэмсел — увидите, как все это забавно!
И Лавиния повела подруг дальше по улице,
осененной деревьями и звездами. Франсина не отнимала
от глаз платок.
— Франсина, ведь он пошутил, — сказала Элен. —
Лавиния, почему она так плачет?
— После расскажем, когда придем в город. И, что бы
там ни было, мы идем в кино! А теперь — хватит!