Отец,
чуть
посмеиваясь,
искоса
поглядывает на Дугласа. Хотел было что-то сказать, но
промолчал, откусил еще кусок сэндвича и задумался.
— Хлеб с ветчиной в лесу — не то, что дома. Вкус со
всем другой, верно? Острее, что ли… Мятой отдает,
смолой. А уж аппетит как разыгрывается!
Дуглас перестал жевать и потрогал языком хлеб и
ветчину. Нет, нет… обыкновенный сэндвич. Том кивнул,
продолжая жевать.
— Я понимаю, пап.
Ведь уже почти случилось, думает Дуглас. Не знаю,
что это, но оно большущее, прямо громадное. Что-то его
спугнуло. Где же оно теперь? Опять ушло в тот куст?
Нет, где-то за мной. Нет, нет, здесь… Тут, рядом.
Дуглас исподтишка пощупал свой живот.
Оно
еще
вернется,
надо
только
немножко
подождать. Больно не будет, я уж знаю, не за тем оно ко
мне придет. Но зачем же? Зачем?
— А ты знаешь, сколько раз мы в этом году играли
бейсбол? А в прошлом? А в позапрошлом? — ни с того с
сего спросил Том.
Губы его двигались быстро-быстро.
— Я все записал! Тысячу пятьсот шестьдесят восемь
раз! А сколько раз я чистил зубы за десять лет жизни?
Шесть тысяч раз! А руки мыл пятнадцать тысяч раз, спал
четыре с лишним тысячи раз, и это только ночью. И съел
шестьсот персиков и восемьсот яблок. А груш — всего
двести, я не очень-то люблю груши. Что хочешь спроси,
у меня все записано! Если вспомнить и сосчитать, что я
делал за все десять лет, прямо тысячи миллионов
получается!
Вот, вот, думал Дуглас. Опять оно ближе. Почему?
Потому, что Том болтает? Но разве дело в Томе? Он все
трещит и трещит с полным ртом, отец, сидит молча,
насторожился, как рысь, а Том все болтает, никак не
угомонится, шипит и пенится, как сифон с содовой.
— Книг я прочел четыреста штук, кино смотрел и
того больше: сорок фильмов с участием Бака Джонса,
тридцать — с Джеком Хокси, сорок пять — с Томом
Миксом, тридцать девять — с Хутом Гибсоном, сто
девяносто два мультипликационных про кота Феликса,