Старуха поглядела в маленькое ручное зеркальце,
потом повернула его к мальчику. Он посмотрел на ее
отражение, потом на свое, потом снова на нее.
— Завтра утром я встану в семь часов и хорошенько
вымою уши и шею, — сказала она. — Потом побегу с
Чарли Вудменом в церковь, потом на пикник в Электрик-
парк. Я буду плавать, бегать босиком, падать с
деревьев, жевать мятную жевательную резинку…
Дуглас, Дуглас, ну как тебе не стыдно? Ногти ты себе
стрижешь?
— Да, бабушка.
— И не плачешь, когда твое тело возрождается
каждые семь лет или вроде этого — когда у тебя на
пальцах и в сердце отмирают старые клетки и
рождаются новые? Ведь это тебя не огорчает?
— Нет, бабушка.
— Ну вот, подумай, мальчик. Только дурак станет
хранить обрезки ногтей. Ты когда-нибудь видал, чтобы
змея старалась сохранить свою старую кожу? А ведь в
этой кровати сейчас только и осталось, что обрезки
ногтей да старая, облезлая кожа. Стоит один лишь разок
вздохнуть поглубже — и я рассыплюсь в прах. Главное —
не та я, что тут лежит, а та, что сидит на краю кровати и
смотрит на меня, и та, что сейчас внизу готовит ужин, и
та, что возится в гараже с машиной или читает книгу в
библиотеке. Все это — частицы меня, они-то и есть
самые главные. И я сегодня вовсе не умираю. Никто ни
когда не умирает, если у него есть дети и внуки. Я еще
очень долго буду жить. И через тысячу лет будут жить
на свете мои потомки — полный город! И они будут
грызть кислые яблоки в тени эвкалиптов. Вот мой ответ
всем, кто задает мудреные вопросы. А теперь — быстро,
пришли сюда всех остальных!
И наконец вся семья собралась в спальне — стоят,
точно на вокзале провожают кого-то в дальний путь.
— Ну вот, — говорит прабабушка, — вот и все. Скажу
честно: мне приятно видеть всех вас вокруг. На будущей
неделе принимайтесь за работы в саду, и за уборку в
чуланах, и пора закупить детям одежду на зиму. И раз
уж здесь не будет той частицы меня, которую для
удобства называют прабабушкой, разные другие
частицы, которые называются дядя Берт, и Лео, и Том, и
Дуглас, и все остальные, должны меня заменить, и
всякий пусть делает, что сможет.
— Хорошо, бабушка.
— И, пожалуйста, не устраивайте здесь завтра
никакого шума и толчеи. Не желаю, чтобы про меня
говорили всякие лестные слова: я сама все их с
гордостью сказала в свое время. Я на своем веку