По тротуару под жарким солнцем шли мимо лавки
редкие прохожие.
А старик и мальчик все стояли друг против друга, и
лицо мальчика сияло, а старик, казалось, обдумывал
некое неожиданное открытие.
— Послушай, — сказал он наконец. — Не хочешь ли
лет эдак через пять продавать у меня тут ботинки?
— Спасибо, мистер Сэндерсон, только я и сам еще не
знаю, что стану делать, когда вырасту.
— Что захочешь, сынок, то и станешь делать, —
сказал старик. — Ты своего добьешься. И никто тебя не
удержит.
Он легким шагом подошел к стене, где стояло уж
наверно десять тысяч коробок с обувью, и вернулся к
прилавку с туфлями для Дугласа. Потом он писал что-то
на листке бумаги, а Дуглас в это время надел туфли,
завязал шнурки и теперь стоял и ждал.
Старик кончил писать и протянул ему листок.
— Вот тебе десяток поручений на сегодня. Когда все
сделаешь, мы с тобой квиты и ты получаешь расчет.
— Спасибо, мистер Сэндерсон! — Дуглас кинулся
прочь из лавки.
— Постой! — закричал старик. Дуглас остановился и
обернулся к нему.
Ну, как туфли? — с интересом спросил старик.
Дуглас поглядел на свои ноги — они были уже далеко,
на берегу реки, среди пшеничных полей, на ветру, что
гнал его из города. Потом вскинул голову и посмотрел
на старика; глаза его горели, губы шевелились, но с них
не слетело ни звука.
— Антилопы? — Старик перевел взгляд с лица маль
чика на туфли. — Газели?
Дуглас подумал, помолчал в нерешительности и
торопливо кивнул. И — исчез. Шепнул что-то, круто
повернулся и исчез. Дверь — настежь, на пороге —
никого. Быстрый шорох теннисных туфель растаял в
тропическом зное.
Мистер Сэндерсон стоял в дверях, ослепленный
солнцем, и прислушивался. С давних-давних пор, когда
его еще одолевали мальчишеские мечты, он помнил этот
звук. Под небом мелькали чудесные создания, скользили
под деревьями и в кустах, убегали все дальше, и
оставалось лишь еле слышное эхо…
— Антилопы, — повторил Сэндерсон. — Газели…
Он нагнулся и поднял с пола брошенные зимние
башмаки Дугласа, отяжелевшие от уже забытых дождей
и давно растаявших снегов. Потом отошел в тень,
подальше от слепящих лучей солнца, и неторопливо,
мягко и легко ступая, направился назад к цивилизации…