Лео Ауфмана, уж у него-то все пойдет как надо, он всех
заставит улыбаться, и каждый раз, когда земля,
повернувшись от солнца, накренится к черным безднам
вселенной, маленький гироскоп, который сидит у.
Дугласа где-то внутри, станет поворачивать к солнцу. И
вот Лео Ауфман что-то там прошляпил — и осталась
только кучка золы да пепла.
Хлоп! Хлоп! Дуглас с силой ударил выбивалкой.
— Смотрите, вот Зеленый электрический автомобиль
чик! Мисс Ферн! Мисс Роберта! — сказал Том. — Би-ип!
Би-ип!
Хлоп!
Все рассмеялись.
— А вот твои линии жизни, Дуг, они все в узлах.
Слишком много кислых яблок! И соленые огурцы перед
сном!
— Которые? Где? — закричал Дуглас, всматриваясь в
узор ковра.
— Вот эта — через год, эта — через два, а эта —
через три, четыре и пять лет.
Хлоп! Проволочная выбивалка зашипела, точно змея.
— А вот эта — на всю остальную жизнь, — сказал
Том. Он ударил по ковру с такой силой, что вся пыль
пяти тысяч столетий рванулась из потрясенной ткани, на
мгновенье замерла в воздухе, и пока Дуглас стоял,
зажмурясь, и старался хоть что-нибудь разглядеть в
переплетающихся нитях и пестрых разводах ковра,
лавина армянской пыли беззвучно обрушилась на него и
навеки погребла его на глазах у всех родных…
* * *
Старая миссис Бентли и сама не могла бы сказать,
как все это началось. Она часто видела детей в
бакалейной лавке, — точно мошки или обезьянки,
мелькали они среди кочанов капусты и связок бананов, и
она улыбалась им, и они улыбались в ответ. Миссис
Бентли видела, как они бегают зимой по снегу, оставляя
на нем следы, как вдыхают осенний дым на улицах, а
когда цветут яблони — стряхивают с плеч облака
душистых лепестков, но она никогда их не боялась. Дом
у нее в образцовом порядке, каждая мелочь на своем
привычном месте, полы всегда чисто выметены,
провизия аккуратно заготовлена впрок, шляпные
булавки воткнуты в подушечки, а ящики комода в
спальне
доверху
набиты
всякой
всячиной,
что