двух лет, по десять долларов в месяц.
Ферн первой сошла с крыльца и села в машину.
Конечно, ей было страшновато. Но у нее чесались руки.
Наконец она подняла руку и отважилась нажать
резиновую грушу сигнала.
Раздался отрывистый лай.
Роберта восторженно взвизгнула и перегнулась
через перила крыльца.
Коммивояжер ликовал вместе с ними. Он свел
старшую сестру с крыльца, шумно восторгался машиной
и в то же время доставал перо и шарил в своей панаме в
поисках какого-нибудь клочка бумаги.
— Вот так мы ее и купили, — вспоминала теперь на
чердаке мисс Роберта, сама ужасаясь столь дерзкому
поступку. — Все это надо было предвидеть! Да я-то
всегда считала, что в этой машине есть что-то
сумасбродное, как в карусели, которую привозит с собой
бродячий цирк.
— Но ты же знаешь, у меня уже столько лет болит
нога, — точно оправдываясь, возразила Ферн. — Да и ты
всегда устаешь, когда ходишь пешком. И мне казалось,
что ездить в машине — это так утонченно, так
величественно. Будто в старину, когда женщины носили
кринолины. Они словно плыли по воздуху! И наша
Зеленая машина тоже плыла, так ровно и величаво!
Точь-в-точь маленькая лодочка, управлять на диво
легко — знай себе поворачивай рукоятку, только и всего.
Ах, какая это была чудесная, упоительная неделя —
волшебные дни, полные золотого света: машина жужжа
проплывает по тенистому городу, словно лодка по
сонной
недвижной
реке,
а
ты
сидишь,
гордо
выпрямившись,
улыбаешься
встречным
знакомым,
невозмутимо выбрасываешь морщинистую руку при
каждом повороте, а на перекрестках выжимаешь из
резиновой
груши
хриплый
лай;
порой
берешь