напоенное первозданной свежестью запахов и красок
лето жизни («Запах сарсапарели»). И люди на закатном
берегу, отказавшись от кощунственной мысли торговать
чудом, уж, наверно, дождутся его вновь, потому что
отныне ждут бескорыстно, — как дождались герои
рассказа «Диковинное диво».
Все эти чудеса, все волшебство рассказов Бредбери,
как и «Вина из одуванчиков», по самой глубокой сути
своей очень человечны. Да иначе и не может быть, ибо
он прежде всего — гуманист.
В этой книге представлен лишь один Бредбери —
мастер волхвований и чар. Это лишь одна сторона его
фантастики.
Но
что
представляет
собой
столь
привычный для нас термин «фантастика», или, чаще,
«научная фантастика»?
Чаще всего слова «научная фантастика» у нас
ассоциируются с именем Жюля Верна. Но идеи Жюля
Верна — это техническая мечта его века. И к ней никак
нельзя подверстать творчество ни Эдгара По, ни такого
великого фантаста, как Герберт Уэллс.
Технически Машина времени не имеет никакого
смысла,
да
и
невидимый
человек
не
может
существовать, — это превосходно знал и сам Уэллс, один
из самых образованных людей своего времени. Говорят о
том, что Уэллс предсказал атомную войну, но он
предсказал ее не как техническую революцию, а как
социальную катастрофу.
«Я должен сказать ясно и открыто, — сказал
Уэллс, — я социалист и не могу быть иным. Я должен
писать и говорить о социализме, обдумывать его новые
формы и действовать во имя его…»
Наш век — век великих писателей-фантастов
мирового класса. Эго социальный фантаст Герберт
Уэллс, это фантаст-философ Станислав Лем, это
японский писатель Абэ. В этот список должен быть
внесен и Рэй Бредбери.
Чудеса тоже могут быть возведены в ранг
фантастики,