учили. И у нас не было денег.
И вот после уроков мы с братом шли домой, но не играть. Надо было
помогать матери, которая с каждым днем все больше чахла под бременем,
которое для нее оказалось слишком тяжелым. Не дни, но годы мы с братом
вставали серыми холодными зимними утрами, когда так манит теплая по‐
стель, и просеивали пепел в поисках одного-двух кусков несгоревшего
угля, зажигали то, что находили, чтобы согреть комнату. Затем мы ставили
на стол скудный завтрак, шли в школу, а сразу после уроков мыли посуду,
подметали и натирали полы. Мы жили в доме на три семьи, а это значило,
что каждую третью неделю нам приходилось мыть всю лестницу от
первого этажа до третьего, и не только лестницу, но и крыльцо и тротуар
снаружи. Труднее всего было последнее: мы делали это по субботам, и с
соседних участков доносились голоса мальчиков и удары биты о мяч.
Вечерами, когда другие мальчики сидели у лампы и готовили уроки, мы с корзиной обходили соседние участки в поисках угля и дров; у в
голове у нас было только одно: может быть, сосед, которому сегодня
привезли уголь, не все куски подобрал!
Я ничего об этом не знаю! Правда ли это?
В десять лет я получил свою первую работу — мыл окна в соседней
пекарне за пятьдесят центов в неделю. Через две недели мне разрешили
после уроков продавать за прилавком хлеб и булки — за доллар в неделю:
я подавал свежеиспеченные булочки и теплый, восхитительно пахнущий
хлеб, а у самого в этот день во рту куска не было!
Утром по субботам я сортировал еженедельную газету, а потом
продавал ее на улицах. За день работы это давало еще шестьдесят-
семьдесят центов.
Я жил в Бруклине, а тогда до Кони-Айленда добирались в конных
экипажах. Возле нашего дома кареты останавливались, чтобы напоить
лошадей. Мужчины выпрыгивали и тоже пили, а у женщин не было
возможности утолить жажду. Заметив это, я взял ведро, наполнил его
водой со льдом, и со стаканом встречал по субботам и воскресеньям
экипажи. Стакан воды я продавал за цент. А когда началась конкуренция
— а она началась почти немедленно, потому что соседние мальчишки
увидели, что за воскресенье я зарабатываю до трех долларов, — я выжимал
в ведро один-два лимона, моя вода становилась «лимонадом», стакан стоил
уже два цента, а за воскресенье я мог заработать пять долларов.
Затем я по вечерам начал работать репортером, днем рассыльным, а по
ночам изучал стенографию.
Моя корреспондентка говорит, что ей приходится содержать семью из
мужа и ребенка на восемьсот долларов в год и я не могу знать, что это
значит. Я содержал семью из трех человек на шесть долларов и двадцать
пять центов в неделю — менее половины ее годового дохода. Когда мы
вдвоем с братом сумели заработать за год восемьсот долларов, мы
почувствовали себя богатыми!
Я впервые подробно рассказываю об этом в печати, чтобы вы из
первых рук узнали, что издатель «Женского журнала» не пишет
теоретические статьи об экономии и повседневной борьбе за жизнь с
небольшим доходом. На дороге бедности нет ни одного шага, ни одного
дюйма, который я не испытал бы на себе. Испытав каждую мысль, каждое
чувство и каждую трудность, выпадающие на долю тех, кто идет этой