Все это я купил. Вместо одной лошади и линейки, ну, еще, может быть
тройки, чего нам вполне хватило бы, я завел целую конюшню со всем, что
к ней полагается. Это обошлось мне почти в четверть годового дохода.
Затем я увлекся гольфом. Мне шел сорок первый год. Игрой я занялся
так же, как работой: вложил в нее всю душу. И научился играть очень
хорошо. Со мной играли сын и старшая дочь и тоже научились хорошо
играть.
Младшей дочери необходимо было проводить зиму на юге, а лето в
Адирондаке; вместо того чтобы отправить с ней только мать, я решил, что
сын и другая дочь поедут с ними. Все было организовано. Каждую зиму
они уезжали в Пайнхерст, Северная Каролина, а лето проводили на доро‐
гих курортах в Адирондаке или в Нью-Гэмпшире.
Все это требовало больших денег. Сын и старшая дочь тоже увлеклись
гольфом и тратили на него много денег. Мы вносили плату и участвовали в
соревнованиях в Нью-Йорке. Втроем мы выиграли около восьмидесяти
призов, которые сейчас сданы на хранение. Однажды я сел и подсчитал, во
что мне обошлись эти призы. И обнаружил, что каждый трофей стоил 250
долларов, а в целом сорок пять тысяч долларов за пятнадцать лет, или
около трех тысяч ежегодно. Нелепо, верно?
Дома я устраивал роскошные приемы. Жители города считали меня
миллионером. Часто я приглашал группу бизнесменов днем поиграть в
клубе в гольф, а потом пообедать у меня. Их устроил бы простой обед, но
нет, я должен был подавать деликатесы, изготовленные знаменитым
поваром. Такие обеды никогда не обходились меньше десяти долларов за
блюдо, без учета оплаты музыкантов, которые играли во время обеда. Ко
мне домой приходил негритянский квартет. В нашей столовой помещалось
двадцать человек, и она всегда была заполнена.
Все шло хорошо, я рад был гостям. Можно даже сказать, что я был
счастлив. И никогда не задумывался, как быстро у меня растут долги. Но
настал день, когда долги начали меня тревожить. Я так много гостей
развлекал в гольф-клубе, платил за еду, за сигары, платил служителям, что
счет составил четыреста пятьдесят долларов. Это привлекло внимание
директоров клуба; они все были мои добрые друзья и беспокоились о моем
благополучии. Они сказали мне, что я слишком много трачу, и
посоветовали проверить свои расходы.
Это на меня подействовало. Я призадумался и расстался с лошадьми и
коляской — большая жертва, конечно. Отказался от загородного дома и
снова переехал в город; но в Монтклере ни один счет я не оставил
неоплаченным. Мне пришлось занимать деньги, чтобы оплатить эти счета.
И хотя всем было известно о моих затруднениях, мне легко было найти
деньги.
Вот еще две подробности о моих «бурных сороковых».
Я не только поспешно и безрассудно тратил деньги, но и легко давал
их взаймы. Расчищая дома письменный стол перед переездом в город, я
обнаружил пакет с расписками на общую сумму свыше сорока тысяч
долларов. Я давал деньги всем, кто ко мне обращался. Все расписки я
порвал; но понимал, что если бы у меня были эти деньги, то я не был бы
должен ни доллара.
Один из процветающих бизнесменов, которого я не раз принимал и