- Вам, значит, он не нравится? - догадался Ливенцев.
- А кому же он нравится? - быстро и даже сердито спросила она, так что Ливенцев счел за благо, принимая от нее стакан, сказать не то, что он думал:
- Приходилось иногда слышать в дороге, что, может быть, он будет лучше Иванова.
- А чем же был плох Иванов, - что эти болваны вам говорили? - совсем уже грозно посмотрела на него она.
Хлебнув было прямо из стакана и чуть не обварив язык, Ливенцев не сразу ответил:
- Все обвинения их сводились только к тому, что Иванов будто бы предлагал стоять на месте.
- А как же иначе? Наступать, как тут под шумок готовится сделать Брусилов? Мы наступать не можем! - решительно заявила подполковница и посмотрела при этом на своего мужа откровенно-яростно, точно он тоже был сторонником наступления, чего и предположить по всему его виду было никак нельзя.
Ливенцев понял подполковницу, как хозяйственную женщину, устроившую себе тут, на Волыни, в деревне Дидичи, вполне сносный "домашний очаг", а к таким "очагам" женщины привыкают, как кошки, и поди-ка попробуй выкинь ее из привычного уклада жизни в рискованное неведомое, - глаза выдерет.
Так думая, Ливенцев заговорил, однако, о другом:
- Что вы - героическая женщина, это для меня несомненно. Женщины в тылу обыкновенно держатся назубок заученного ими правила: наплюй на все и береги свое здоровье. А вы вот - на фронте, куда вам не так легко и просто было попасть, я полагаю. Каждый день вы под обстрелом, и если бы к вам отнеслись, как к царю, который пробыл два часа на линии фронта и получил за это от генерала Иванова георгиевский крест, то и вам могли бы дать, в пример другим, хотя бы медаль на георгиевской ленте.
- Ей и должны будут дать, должны, непременно! - поспешно и тараща глаза из прихотливых складок коричневых мешков, постарался поддержать его Капитанов.
Однако подполковница в бешмете презрительно фыркнула на мужа:
- Ме-даль! Поду-маешь!
Ливенцев увидел, что он дал промах: она, не желавшая наступать, считала несомненным, что ее объемистый бюст будет украшен белым крестом, а не какою-то тривиальной медалью. Но он промолчал, а батальонный совершенно излишне, теребя вышитую салфетку и глядя при этом куда-то под стол, бормотнул:
- Что ж, я ведь никакой глупости не говорю...
Очевидно, у него уже была неискоренимая привычка говорить так в присутствии жены.
- Неприятельские окопы далеко ли отсюда? - спросил Ливенцев, чтобы затушевать неловкость.
- От наших окопов только пятьсот шагов, - ответила на это подполковница вполне по-деловому, как на вполне деловой вопрос.
- Пять-сот ша-гов? - удивился Обидин и даже на Ливенцева посмотрел, не шутка ли это.
Ливенцев сказал спокойно:
- Расстояние приличное. Давно уж оно не нарушалось?
Вместо прямого ответа на вопрос, обращенный к лысому Капитанову, ответ получился косвенный от его супруги:
- В том-то и дело, что против нас сидят не такие уж отпетые дураки! Они нас не очень беспокоят, и мы их тоже.
- Значит, полная взаимность. Но перестрелка все-таки ежедневная? спросил Ливенцев теперь уже подполковницу, и та ответила, наливая ему новый стакан чаю:
- Разумеется, а как же иначе!
Тут же после чаю она распорядилась, чтобы денщик - по фамилии Коханчик, белобрысый, молодой еще малый торопливых движений, развел новых ротных командиров по их ротам.
- Как же все-таки без разрешения командира полка... - попробовал было заикнуться батальонный, но она так крикнула на него: "Не твое дело!", что он тут же умолк.
Зато чуть только из уютного блиндажа Ливенцев вышел в ночь и грязь, он сказал Обидину:
- Конечно, мы сейчас должны идти к командиру полка.
- Как сейчас? Ночью? - возразил Обидин.
- Ночью только и ходить в таких гиблых местах.
- А почему же не в свои роты?
- В какие "свои"? От кого вы их получили?
И Коханчику, который остановился в нескольких шагах от блиндажа, Ливенцев приказал:
- Веди-ка нас, братец, к командиру полка.
Однако он тут же увидел, что не на того напал. Коханчик, еле различимый в темноте, отозвался на это твердо:
- Велено развести господ офицеров по ротам: кого в девятую, так это сюдою иттить, а кого в двенадцатую - тудою.
И он махнул руками в одну сторону и в другую, находясь в понятном затруднении, с которой именно начать.
- Ни "тудою", ни "сюдою" нам не надо, братец, - досадливо сказал Ливенцев. - Веди в блиндаж командира полка, - вот тебе одно направление.
Но Коханчика переубедить оказалось трудно: прапорщики услышали из темноты:
- Цего я не можу, ваше благородие, бо я обязан сполнять приказание командира батальона.
Ливенцева не столько обидело это, сколько развеселило.
- А кто же у тебя командир батальона? - спросил он не без лукавства и услышал вполне обстоятельный ответ:
- Хотя же, конечно, считается так, что их высокоблагородие подполковник Капитанов, ну, однако, распоряжения идут от их высокоблагородия барыни.
Ливенцев рассмеялся и отпустил Коханчика.
Можно было вполне обойтись и без него: по ходам сообщения двигались в ту и в другую сторону солдаты, и всем им было известно, где находится штаб полка.
III
По дороге к блиндажу полкового командира Ливенцев узнал, что фамилия его Кюн.
- Как Кюн? Немец, значит?