- А о жизни... Роман начал хвалиться: у него машина-люкс и в доме кондиционер. Но ведь в Озерске такой воздух - зачем нам кондиционер? И "Жигули" Андрию предлагали, но он не захотел. Вот говорит... простите, говорил, когда Олекса закончит аспирантуру, подарю ему, а по нашим лесным дорогам лучше на бричке. Любил лошадей, да будет земля ему пухом, добрый был человек, такие сейчас редко встречаются.
- Когда Роман Стецишин ушел от вас? - Собственно, Шугалий знал, что в четыре часа шофер заехал за ним, но канадец уже ждал машину.
- Точно не помню, что-то около трех.
- Следовательно, был у вас с двенадцати до трех.
Времени, чтобы наговориться, вдоволь... Андрий Михайлович не спорил со Стецишиным? - Смотрел на женщину и думал: где же был канадец от трех до четырех? И почему ушел, не дождавшись машины?
- Мы вспоминали юность... - Шугалию показалось, что глаза Олены Михайловны затуманились. - В последний раз виделись, когда были юными. Роман с Андрием учились в одной гимназии, и мы дружили.
Хорошие были годы, - вздохнула она, - жаль, что молодость не возвращается...
Шугалий решительно пересел на стул, стоявший в двух шагах от Олены Михайловны, спросил, пристально глядя на нее:
- Что предлагал вам Роман Стецишин?
Женщина не отвела взгляда. Ответила не колеблясь:
- Приглашал к себе. Сказал, что может прислать вызов, чтобы погостили.
- Больше ничего?
Олена Михайловна опустила глаза.
- Может, когда меня не было... - сказала неуверенно. - Я отлучалась на кухню.
- Конечно, - согласился Шугалий и спросил: - Вы не поссорились со Стецишиным?
- Ну, что вы!
- Итак, он ушел в три... Вы провожали его?
Олена Михайловна посмотрела на капитана, и он заметил в ее глазах растерянность.
- Роман сказал, что хочет пройтись пешком, - ответила она. - Посмотреть на озеро...
- И вы не составили ему компанию?
- Мы хотели, но он отказался. Сказал, что машина ждет его на площади и что хотел бы побыть в одиночестве.
- Странные желания бывают у людей, - согласился Шугалий и увидел, как щеки Олены Михайловны покрылись розовыми пятнами.
- Да, Роман изменился, - сказала она, и вдруг черты ее лица стали твердыми.
- В чем же это проявилось? - спросил Шугалий с интересом.
Олена Михайловна задумчиво потерла щеку.
- Мужчины либо грубеют, либо становятся самовлюбленными, - сказала она, будто пожаловалась.
- А конкретнее?
- Роман был красивым юношей... А теперь - владелец типографии, ответила неопределенно, но Шугалий понял, что именно она имела в виду. - У него трое детей и кондиционер в доме. Настоящий хозяин. - Это было сказано с раздражением, а может быть, с завистью?
Шугалий задумчиво переспросил:
- Трое детей, говорите? И дети уже, должно быть, взрослые ?
- Взрослые, - ответила Олена Михайловна, и ее лицо сделалось вдруг жалким и совсем старым. - А у нас - один Олекса.
Шугалий помолчал. Сказал бодрым тоном:
- Ничего, скоро придется вам с внуками возиться.
- Дай-то бог! - вырвалось у женщины, и капитан сочувственно посмотрел на нее, поняв, сколько неистраченного душевного тепла сохранилось у нее.
- Нельзя ли осмотреть дом? - попросил он.
Олена Михайловна сразу и с явным облегчением встала.
- Я приготовлю вам кофе, - сказала она. - Или, может быть, хотите есть? Так накормлю обедом.
- Спасибо, уже обедал в чайной, - отказался Шугалий. - А кофе выпью с удовольствием.
- Говорят, в нашей чайной неплохо готовят. - Олена Михайловна остановилась в прихожей. Тут стояла вешалка для верхней одежды; у зеркала, занимавшего едва ли не треть стены, примостилась тумбочка с телефоном; рядом - низкое удобное креслице. - Но такого кофе, как у нас, - продолжала женщина, - в Озерске не попробуете. Проходите в гостиную, я сейчас.
Капитан вошел в большую комнату, на которую указала Олена Михайловна. У ветврача и его сестры был неплохой вкус, в гостиной это сразу бросилось в глаза. Мебели мало: сервант, стол со стульями, тахта, широкие и глубокие кресла перед журнальным столиком - собственно, все. Но красочные шторы удивительно гармонировали с таким же веселым ковром почти на весь пол, а стены украшали акварельные пейзажи, вставленные в легкие дубовые рамки.
На большинстве акварелей было изображено озеро: камыши и чистая вода за ними, грозовые тучи над берегом, солнце отражается в зеркале озера и черная точечка лодки в уголке. Шугалий не очень-то разбирался в живописи, но рисунки понравились ему, были в них чувство, непосредственность и влюбленность в природу. И краски ласкали глаз.
Шугалий догадался, кто писал акварели, и громко спросил Олену Михайловну, гремевшую в кухне посудой:
- И как это вас хватает на все? Хозяйство, цветы, живопись...
На кухне воцарилась тишина.
- А-а, - ответила она негромко, но Шугалий отчетливо слышал каждое слово. - Олекса уже шесть лет во Львове, а мы с Андрием... - Она вдруг всхлипнула; Шугалия даже удивляла ее подчеркнутая сухость и выдержка, но вот не выдержала и всхлипнула, очевидно, потому, что была в кухне одна, в присутствии капитана скрыла бы свои истинные чувства - была женщиной сильной, с твердым характером и в то же время натурой эмоциональной и страстной: разве черствый человек сможет так тонко чувствовать природу и воссоздавать ее в своих рисунках?
Ветер гнул за окнами деревья: Шугалий стоял у окна, видел, как трепещет листва, и вдыхал острый запах кофе...
Олена Михайловна принесла полный кофейник и две маленькие чашечки, поставила на журнальный столик. Шугалий свободно вытянулся в кресле, а она примостилась на диване с ногами, сбросив туфли, совсем по-домашнему, видно, это было проявлением доверия с ее стороны и свидетельствовало о непосредственности натуры. Капитан был приятно удивлен.
Шугалий отхлебнул глоток и правда вкусного кофе и спросил:
- Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?