развитие соответствующих стран и привело к преобразованию их иерархий
в непирамидальные демократические структуры. Благо, низкопримативный
генофонд был к тому времени накоплен, и состав европейских социумов
позволял такой переход. В итоге уровень технологий и материальной
культуры вырос настолько, что жизнь стала достаточно безопасна и сытна.
Однако к тому времени печальный опыт Рима был забыт, и
протестантские конфессии формировались больше в угоду текущей
политической и экономической ситуации без четкого понимания опасности
освобождения инстинктов. Кроме того, они были лишены реальной власти,
а значит эффективной системы устрашения. То есть, возможности
противопоставить стадным животным инстинктам прихожан инстинкт
самосохранения. Компенсационный механизм потерял реальную власть и
стал беспомощен. Протестантское духовенство не давало обета безбрачия и
стало уже подконтрольно женской части общества. Христианские заповеди
больше не воспринимались так же, как современниками падения Рима, как
нечто очевидное. Требования традиционного христианства теперь во
многом виделись как набор бессмысленных усложняющих жизнь
ограничений, встающих на пути к получению удовольствий. И вот, под
благородными лозунгами свободы личности, просвещения и борьбы со
средневековым мракобесием культурная традиция была изменена, а
животные инстинкты уровня человеческого стада выпущены из-под
контроля. Довершили дело некоторые человеческие самцы, не обладающие
пониманием роли религии в эволюции Человечества, но обуреваемые
животным инстинктивным желанием получить наивысший ранг в ученой
иерархии. Они не нашли ничего лучшего, чем для повышения
собственного авторитета пнуть беззащитного теперь супердоминанта —
Бога. Один из них объявил, что «Бог — умер». Другой, что «религия —
опиум народа». Третий объяснил происхождение религии исключительно
трусостью и невежеством древнего человека. А ее функциональное
назначение
представил
исключительно
как
средство
угнетения
трудящихся. Попутно он нагородил столько околесицы, что потом сотни
миллионов людей целое столетие расхлебывали последствия. Остальные
бросились этим ученым самцам поддакивать, ломать «бессмысленные»
догмы и нарушать культурные запреты. Так родился либерализм и свобода
личности. То есть система освобождения инстинктов уровня животного
стада. Эту тенденцию обычно называют падением нравов, морали,
духовности. И с той поры чуть ли не каждый интеллектуал инстинктивно
стремится выполнить ученый ритуал самоутверждения. Заявить о своем
воинствующем атеизме и независимости свих животных инстинктов от
нужд социума, т. н. «свободе личности». Церковь была отделена от
государства и стала подвергаться регулярным нападкам со стороны
«просвещенных» индивидов.
Логичным продолжением начавшейся разбалансировки европейских
социумов было усиление ничем теперь не сдерживаемого доминирования