рассказала о сцене, происшедшей между нею и мистером Дарси. Подробности, которые
касались самой Джейн, она, разумеется, опустила.
Удивление Джейн, однако, продолжалось недолго. Она ценила Элизабет так высоко, что
всякая склонность к ней кого бы то ни было представлялась ей вполне естественной. А
некоторое время спустя она и вовсе перестала удивляться услышанному, будучи поглощена уже
совсем иными мыслями. Ее искренне огорчало, что мистер Дарси выразил свое чувство столь
неподобающим образом. Однако еще сильнее ее тревожила мысль о том, как тяжело он должен
был переживать отказ Элизабет.
– Его излишняя самоуверенность была, разумеется, неуместна, – сказала она. – И ему,
конечно, не следовало ее обнаруживать. Но только подумай, насколько острее было при этом
его разочарование.
– Что ж, я и в самом деле сочувствую ему всей душой, – ответила Элизабет. – Но надеюсь,
что другие свойства его характера помогут ему избавиться от привязанности ко мне достаточно
быстро. Ты ведь не осуждаешь меня за то, что я ему отказала?
– Осуждать тебя?! Разумеется, нет!
– А за то, что я так защищала Уикхема?
– Я не понимаю, почему бы тебе за него не вступиться.
– Ну так ты это поймешь, узнав, что случилось на другой день.
И она рассказала сестре про письмо, передав ей содержание той его части, которая касалась
Джорджа Уикхема. Легко представить, как это разоблачение расстроило бедную Джейн,
которая была готова пройти свой земной путь, убежденная, что всему человечеству свойственно
меньше пороков, чем оказалось заключено в одном его представителе. Даже столь приятная ее
сердцу возможность оправдать Дарси была не в силах ее утешить. И она со всей горячностью
постаралась убедить сестру в существовании какого-то неизвестного обстоятельства, которое
оправдывало бы одного человека и не бросало тень на другого.
– Ну уж это у тебя не получится! – возразила Элизабет. – Того и другого ты никак не
сможешь представить одинаково добродетельными. Выбирай любого, но тебе придется
ограничиться только одним. В них двоих заключена как раз та доза порядочности, которой
хватает лишь на одну персону. И за последнее время стало неясно, кому эта доза на самом деле
принадлежит. Мне, по крайней мере, начало казаться, что вся она перешла к мистеру Дарси. А
ты, конечно, решай как тебе заблагорассудится.
Прошло, однако, известное время, прежде чем Джейн смогла хоть чуть-чуть улыбнуться.
– Едва ли когда-нибудь я была настолько потрясена, – сказала она. – Неужели Уикхем такой
негодяй? Это кажется просто невероятным. Бедный мистер Дарси! Лиззи, миленькая, ты только
подумай, что он должен был вынести! Так обмануться в своих надеждах. И тут же узнать, какого
ты о нем ужасного мнения! И решиться рассказать тебе такие вещи про родную сестру! Как это
все тяжело! Ты сама, я уверена, это чувствуешь.
– О нет, мои жалость и сочувствие улетучились, как только я увидела, насколько они
переполняют тебя. С каждой минутой переживания мистера Дарси тревожат меня все меньше –
настолько я убеждена, что ты должным образом войдешь в его положение. Твоя щедрость
позволяет мне быть бережливой, и, если ты погорюешь о нем еще немного, сердце в моей груди
станет легким, как перышко.
– Бедный Уикхем! А ведь он выглядит таким милым человеком, – с его открытым взглядом,
очаровательными манерами!
– При создании этих двух молодых людей была в самом деле допущена великая
несправедливость: первого наделили всеми достоинствами, а второго – одними их внешними
проявлениями.
– Я с тобой никогда не соглашусь, что у мистера Дарси нет этих внешних проявлений.
– И все же, необоснованно относясь к нему с такой неприязнью, я гордилась своей