раздосадованная и разочарованная мисс Бингли не посмела напомнить об Уикхеме более
прямым образом, Джорджиана со временем также пришла в себя, хотя и не настолько, чтобы
снова принять участие в беседе. Мистер Дарси, с которым она боялась встретиться взглядом,
едва ли заметил ее переживания.
А повод, который должен был по замыслу мисс Бингли оттолкнуть его от Элизабет, по-
видимому, напротив, заставил его думать о ней еще более благосклонно.
Вскоре после упомянутых вопроса и ответа гости уехали. И, пока мистер Дарси провожал
их до экипажа, Кэролайн изливала свои чувства, обсуждая внешность, поведение и платье
Элизабет Беннет. Джорджиана, однако, к ней не присоединилась. Рекомендации брата было
достаточно, чтобы обеспечить любому человеку ее расположение. Его суждение не могло быть
ошибочным, а он отзывался об Элизабет с такой теплотой, что Джорджиана не могла не
находить ее красивой и милой. Когда он вернулся в гостиную, мисс Бингли не удержалась от
того, чтобы не повторить некоторые свои замечания по адресу Элизабет, которые она только что
высказывала его сестре.
– Как плохо выглядела сегодня Элиза Беннет, не правда ли, мистер Дарси? – воскликнула
Кэролайн. – Я в жизни не видела, чтобы кто-нибудь так изменился за полгода! Она ужасно
погрубела и подурнела! Мы с Луизой считаем, что, попадись она где-нибудь нам на улице, мы
бы ее просто не узнали!
Хотя эти рассуждения отнюдь не понравились мистеру Дарси, он ограничился лишь
сдержанным ответом, сказав, что не заметил в лице Элизабет никаких перемен, кроме загара –
естественного следствия путешествия в летнюю пору.
– Что касается меня, – добавила мисс Бингли, – я, признаюсь, никогда не замечала в ней
ничего привлекательного. Лицо у нее слишком узкое, кожа темная, а черты самые невзрачные.
Ну какой у нее нос? Ни лепки, ни выразительности. Губы терпимые, но такие заурядные. А в ее
глазах – кто-то однажды даже назвал их очаровательными? – я никогда не находила ничего
особенного. Их едкий, пронизывающий взгляд вызывает у меня отвращение. Во всем ее облике
столько простонародного самодовольства, с которым невозможно примириться!
Так как мисс Бингли знала, что Элизабет нравится мистеру Дарси, она могла бы
сообразить, что высказывания подобного рода едва ли откроют ей кратчайший путь к его сердцу.
Но рассерженные люди не всегда руководствуются здравым смыслом. И выражение досады на
его лице было единственным следствием ее маневров. Тем не менее Дарси хранил молчание.
Стремясь вызвать его на разговор, она продолжала:
– Помнится, когда мы впервые встретились с ней в Хартфордшире, всех нас крайне
удивило, что она прослыла красоткой. Мне врезались в память слова, сказанные вами после
того, как Беннеты обедали у нас в Незерфилде: “Это она-то красотка? Я бы скорее назвал ее
мамашу душой общества!” Впоследствии, правда, ей, кажется, удалось снискать ваше
расположение – одно время вы даже находили ее хорошенькой.
– О да, – выйдя из себя, ответил Дарси. – Это было в самом начале нашего знакомства. Но
прошло уже много месяцев, как я стал видеть в ней одну из самых прелестных женщин, которых
мне приходилось встречать.
С этими словами он вышел, предоставив мисс Бингли удовольствоваться вырванным
признанием, которое ранило только ее одну.
На обратном пути миссис Гардинер и Элизабет обсудили все подробности визита, не
коснувшись только того, что интересовало обеих на самом деле. Они затронули внешность и
поведение всех присутствовавших, кроме человека, который больше всего привлекал их
внимание, – говорили о его сестре, его друзьях, его доме, его угощении – обо всем, кроме него
самого. А между тем Элизабет очень хотелось услышать мнение своей тетки о мистере Дарси, а
та была бы крайне обрадована, если бы ее племянница решилась о нем упомянуть.
ГЛАВА IV